В осколках тумана
Шрифт:
— Привет, — говорю я, широко распахивая дверь.
За моей спиной топчется Алекс. Он словно не замечает дружелюбного приветствия Дэвида — тот взъерошил ему волосы. Мой сын увертывается от его руки. Дэвид наклоняется и целует меня в щеку.
— Привет, — говорит он без улыбки. Снимает длинное пальто. На нем джинсы и пуловер с треугольным вырезом, обтягивающий широкие, но худые плечи. Судя по плоскому животу, ему не случается переедать даже в Рождество.
— Новое? — спрашиваю я, забирая у него пальто, и тут же смущаюсь.
— Давно купил на распродаже, — отвечает он, обрадованный
Я тронута его вниманием. Он кладет мне руки на плечи.
— Все хорошо. Правда. — Почувствовав, что краснею, быстро меняю тему: — Гипервентиляция у мамы прекратилась, но сердцебиение слишком частое. Может, лекарство не помогло?
Прищурившись, он пристально вглядывается в мое лицо. На секунду мне чудится, что он знает, о чем я думаю.
— Ну, пойдем. Где наша пациентка?
Дэвид подхватывает саквояж и направляется к лестнице. Я следом.
— Мэри, — тепло, словно всю жизнь знал маму, произносит он, входя в спальню. — Как вы себя чувствуете? Таблетки помогли? — Ответа он не ждет. Поднимает безвольную мамину руку — она лежит ровно там же, куда он ее вчера положил, измерив пульс.
Я сглатываю, глядя, как бережно он обращается с моей матерью. Дэвид такой добрый и терпеливый. Я знаю, он не причинит ей вреда.
— Все нормально? — спрашиваю я, когда он заканчивает осмотр.
— В общем, да. — Он достает из сумки стетоскоп и через ночную сорочку прослушивает грудь.
— Ну что?
— Все хорошо.
Он измеряет температуру. И с температурой все в норме.
— И все же с ней что-то не так, правда? — спрашиваю я. Мама, похожая на тень, лежит в постели, и не в моих силах остановить это внезапное угасание. — Прости, — добавляю я, чтобы скрыть дрожь, — я плохо спала.
Точнее, вообще не спала. Из-за мамы. Из-за Грейс. Из-за Марри.
— Пойдем. — Дэвид берет меня за локоть и выводит на лестничную площадку, прикрыв дверь в спальню.
Мне вдруг становится тепло и уютно, как ребенку. Так, наверное, чувствует себя Флора, когда Марри подхватывает ее на руки. Стоя у окна, мы смотрим на поля, на лужайку, заросшую грязноватой короткой травой. Мамины козы выедают ее под корень. У меня не осталось сил делать вид, будто все идет как обычно.
— Должно быть, с твоей матерью что-то случилось и это событие стало причиной ее нынешнего состояния. — Дэвид делает паузу, глядя куда-то вдаль. — Как ты думаешь, что могло произойти? — Он переводит на меня внимательный взгляд, будто мне ведома причина, по которой моя мать онемела.
— Понятия не имею, — пожав плечами, честно отвечаю я. — В ее жизни не происходило ничего, что способно было вызвать такое потрясение.
Солнечные лучи ласкают кожу, я чувствую взгляд Дэвида, он смотрит так, будто видит меня впервые. Я улыбаюсь. Щеки наливаются жаром.
— Джулия, обещаю, я сделаю для нее все, что в моих силах, — медленно говорит он.
— Ее жизнь всегда была… замечательной. Да, именно так. —
— Нужно провести кое-какие обследования, Джулия. Томографию мозга, психологические тесты, полный анализ крови. Сказать об этом твоей матери не трудно, но согласится ли она? Очевидно, она нуждается в медицинской помощи. Я сделаю все, что в моих силах, — повторяет он.
Хотела бы я наблюдаться у такого заботливого врача, когда была беременна Алексом! Я вспоминаю небрежного юнца, который и беременности бы моей не заметил, не сообщи я о ней с порога.
— Но если начнет противиться, то это здорово, — замечаю я, отгоняя неприятное воспоминание. — Если она заговорит, я имею в виду… Ох, Дэвид, она почти ничего не ест, не может о себе позаботиться. Мы здесь уже неделю, мою ее, вожу в туалет. Что с ней?
Дэвид смотрит на протертый ковер. Я помню, как еще в детстве бегала по его узорам.
— Без результатов анализов я ничего не могу сказать. Возможно, она пережила травму…
— Несчастный случай?
— Бывают и другие травмы, — говорит он. — Необязательно физического плана. Надеюсь, томография выявит, в чем проблема.
Мы идем вниз по лестнице. Дэвид непринужденно обнимает меня за плечи. Мне уже не так тоскливо.
— Я изучил медицинскую карту твоей матери. Ничего серьезного. За последние десять лет она всего пару раз наносила визит доктору Дэйлу, моему предшественнику, да и то из-за ерунды. Я начал работать в медицинском центре этой осенью, ко мне она пришла лишь однажды, незадолго до Рождества, у нее воспалился палец. В остальном же никаких жалоб, она была абсолютно здорова.
— Палец?
Мы снова на кухне, в сердце старого фермерского дома. Дэвид садится на старый диванчик рядом с камином. Мне приятно смотреть на него, но тут вспоминается Марри, который тоже всегда сидел на этом диване.
— Воспаление кутикулы. Заурядный нарыв. На всякий случай я выписал антибиотики.
Я задумываюсь. Мама никогда не упоминала про нарыв на пальце. В последний раз мы болтали исключительно о Рождестве, мама рассказала, какие подарки купила для Алекса и Флоры, а я отчитала ее, поскольку обожаю сюрпризы. Еще я пообещала испечь пироги с мясом. Потом мама поболтала с внуком. Словом, все было как обычно.
— Она никогда не упоминала, что у нее болит палец.
— С ним уже все в порядке. Антибиотики помогли.
— Неужели обычный нарыв на пальце мог стать причиной такого состояния?
Дэвид улыбается наивности моего вопроса, но улыбка тут же исчезает с его лица, когда он замечает мое беспокойство.
— Нет, Джулия. Подозреваю, причина намного серьезнее.
Каким-то образом я оказываюсь на диване рядом с Дэвидом. Так мы и сидим, беседуем, пьем чай, и постепенно выясняется, что у нас много общего. Проходит час, и он приглашает меня на ужин. Дэвид говорит, что хотел бы лучше узнать меня. Я киваю, соглашаясь, и вдруг осознаю, что впервые целый час не думала о Марри.