В открытом море(изд.1965)-сборник
Шрифт:
Месяца через два Степа уже знал, как надо включать бензин, масло, воздух, но еще не решался самостоятельно запускать мотор и стать у реверса [7] во время маневрирования. А вскоре это понадобилось.
В предпоследнюю ночь декабря эскадра, собравшаяся у берегов Тамани, двинулась на штурм Феодосии.
Погода была холодной и ветреной. Боевые корабли, наполненные десантными войсками, долго шли в вихрящемся мраке, борясь с высокой волной.
Водяная пыль и брызги взлетали на палубы, секли лицо, слепили глаза, захватывали дыхание. Луна не показывалась,
7
Реверс — приспособление, изменяющее вращение вала двигателя.
Глубокой ночью подойдя к Феодосийскому заливу, затемненные корабли начали выстраиваться по фронту. Любой проблеск — щелочка света или искра — мог всполошить противника.
Степа стоял у ходовой рубки рядом с боцманом. Его трясло от холода и волнения.
— Спускайся-ка ты в машинный отсек,— ворчливо сказал ему боцман. — У моторов теплее и спокойнее будет. Чего тут толкаться!
Но разве возможно в такую ночь усидеть в машинном отделении, когда на верхней палубе, притаясь, лежали десантники, когда комендоры застыли у пушек, а у пулеметов стояли Скрыба с Панюшкиным?
Ползком пробравшись к впередсмотрящему, Степа присел на корточки и спросил:
— Чего мы тут ждем?
— Сигнала с флагмана, — ответил тот. — Не видел разве — два наших катера уже ушли вон туда? Сейчас они подкрадутся к Морским воротам, захватят маяк, разведут боны [8] ... ну, а тогда держись!
Как ни напрягал Степа зрение, но ему не удалось разглядеть ни ушедших катеров, ни маяка, ни серой полосы волнореза. Он видел лишь неспокойное море да смутные контуры гор, обрисовывающиеся вдали.
8
Боны — плавучие заграждения. Состоят из надводных поплавков и сетей между ними. Препятствуют проходу надводных и подводных кораблей.
Где-то там мгла скрывала каменные дома и улицы Феодосии. Степа перед войной был с отцом в этом городе. Ему запомнились белый маячок на краю волнореза, старая полуразрушенная Генуэзская башня в садике у вокзала, рынок с горячими чебуреками, халвой и красивыми коробками из ракушек. Вечером подножие гор словно было усыпано роящимися светлячками. Электрические огни шевелились за портом, мигали на воде, сияли в иллюминаторах пароходов.
Теперь город утопал во тьме: даже прожекторы не бороздили небо.
— Не ждут нас фашисты, — сказал впередсмотрящий, потирая руки от холода. — Эх, закурить бы! Да нельзя!
Вдруг впереди замигал крошечный зеленый огонек.
— По местам стоять! — раздалась команда. — Полный вперед!
Катера отделились от строя кораблей и помчались к берегу.
Сразу же воздух дрогнул, волны озарились оранжевыми отблесками, и по морю прокатился тяжелый гул корабельной артиллерии. По берегу одновременно били миноносцы, крейсеры и тральщики. В порту запрыгали огни разрывов. Вспышки выхватывали из тьмы то железные переплеты кранов, то склады, то серую полосу волнореза, на которой метались черные фигурки.
У
«Морские охотники» стремительной лавиной пролетели мимо маяка, где шел рукопашный бой, ворвались в порт и разошлись в разные стороны, по заранее намеченным причалам.
С берега внезапно застучали скорострельные пушки, как швейные машины, заработали пулеметы. Навстречу катерам, точно раскаленные иглы, понеслись пули.
Трассирующие снаряды исчертили небо цветистыми полосами и пунктирами. Степе казалось, что эти трескучие огни не могут убить человека, и ему не было страшно. Он даже сердился на десантников, которые прижимались к палубе и не стреляли в ответ.
«Эх, мне бы автомат! — думал юнга. — Я не стал бы прятаться!» Он не знал, что стрельба с «морского охотника» могла привлечь внимание противника и сорвать высадку десанта.
Катер с хода бортом подошел к каменной стене. Матросы быстро перекинули трапы на пристань. Кто-то крикнул: «Вперед!» Десантники поднялись и лавиной хлынули по всем трапам на берег.
В темноте раздалось «ура!», затрещали автоматы... Степу словно подхватило горячим ветром, он вскочил и устремился за десантниками, но сильная боцманская рука успела ухватить его за ворот.
— Назад! — крикнул Гвоздов и втащил Степу обратно на палубу.
Матросы мгновенно убрали трапы. Катер, пятясь, отошел от стенки, развернулся и, уже мчась в море, открыл стрельбу из пушки по портовым зданиям.
Гвоздев подбежал к юнге и сердито прокричал над ухом:
— Запомни и заруби себе на носу: моряки без приказа никогда не покидают корабль! Больше чтоб я тебя тут не видел! Марш в машинный отсек! — И он подтолкнул его к люку.
От обиды Степа чуть не заплакал. Слетев по трапу в душное машинное отделение, освещенное синими, точно плавающими в тумане, лампочками, он уселся на железный ящик с инструментами и обидчиво зашмыгал носом.
— Ну, что там наверху? — спросил лоснящийся от пота моторист Симаков.
— Боцман толкается.
— То-то такой грохот стоит, — насмешливо заметил электрик, возившийся в углу.
— За что он тебя? — допытывался моторист.
— Я с десантниками побежал, а он как дернет... Чуть бушлат не разорвал.
— Зря он, конечно, казенную форму портит. Для чего тогда уши растут? Надрал бы — и ладно! — сохраняя серьезность, рассудил Симаков.
Катер подбрасывало, кренило, дергало. Казалось, что за переборками кто-то беспорядочно колотит в барабан. Потом дробный стук умолк, только доносился густой рев залпов корабельной артиллерии.
— К транспорту подходим, — прислушиваясь, сказал электрик. — Сейчас погрузят другой отряд.
Через несколько минут катер остановился. На верхней палубе послышался топот десантников.
Степа выглянул в люк. С высокого борта транспорта по качающемуся трапу цепочкой спускались автоматчики, тащившие ящики с патронами и гранатами. Боцман размещал их, тесно усаживая на палубе.
Потом раздался свисток — и катер опять с полной скоростью пошел к Феодосии.
Весь рейд кипел в огнях и всплесках. С моря по-прежнему били из пушек главного калибра миноносцы и крейсеры. В бухте, маневрируя, отстреливались «морские охотники», проносились в пене и брызгах торпедные катера.