В ожидании рассвета
Шрифт:
Антир взял из рук брата кинжал, но визг заставил его вздрогнуть. Все посмотрели на девочку, но та стояла как ни в чём не бывало.
Кричала Има. Оказывается, Сум, который вовсе не был оглушён, а только притворялся, отполз к бочке и пытался в ней спрятаться, пропуская мимо ушей имины возмущения, что места больше нет. Потом старик, не отдавая себе отчёта, начал трясти бадью. Страх снова придал ему сил, бадья опрокинулась, Има вывалилась, а старик между тем быстро занял её место. И вдруг в Име проснулось какое-то чувство, что было сильней стремления выжить. Има не
— И-и-и! Сиротку не трожь! На помощь, люди-и!
Ядвир пнул её, но та схватила его ногу и, визжа, попыталась укусить. Антей попытался прийти на помощь брату.
— Она под действием чар! — вскричал он. — И эти тоже!
А девочка кивнула Алфару, чтобы он следовал за ней.
Рыцарь взял своего пустоглазого коня за поводья и повиновался, бросив братьев, которые отбивались от крестьян, вдруг накинувшихся на них толпой, как разъярённые псы. Братья резали, рубили, но люди не утихомиривались даже с отсечёнными конечностями.
Тем временем Тьма, ставшая властительницей мира на несколько минут солнечного затмения, медленно отдавала державу и скипетр Свету. На небе отчётливо сиял слепящий серп Солнца. Доля Света на земле неумолимо ширилась, отодвигая границу с Тьмой. И граница эта бежала к деревне.
Изо рта лошади шла пена. Она затравленно неслась по полю. Алфар держал перед собой девочку в светлом платье, которая задумчиво гладила мокрую шею лошади. Он мельком посмотрел ввысь, затем назад — их преследовал Ядвир.
«Сверху враг, сзади враг, и неизвестно, какой хуже. Шанс есть, но маленький. Ещё немного, ну…»
Ядвир начал погоню на приличном расстоянии от брата; но как тот ни гнал свою лошадь, расстояние между ними неумолимо сокращалось — Ядвира несла на своих крыльях слепая ярость — та, что сносит города и разбивает надежды, та, благодаря которой свершены были величайшие поступки в истории.
— Опомнись! Приказываю, остановись!
И в эту же секунду над долиной раздался крик ужаса. Граница света и тени достигла Ядвира, конь под ним, вспыхнув, рассыпался прахом, а сам всадник, неистово крича, катался по земле, сбивая огонь. Когда Алфар обернулся, он увидел лишь обуглившиеся останки. Но некогда ему было разглядывать их — казнь его брата могла стать и его казнью.
— Спас твою жизнь ценой своей, — сказал он девочке, улыбнувшись. Почему-то, когда смерть уже не идёт за тобой, а ненавязчиво трогает за плечо и говорит: «Всё, пора», страх отступает, и остаётся одна ирония.
— Кто кого ещё спасёт, — ответила та загадочно.
— Кто? Единственная надежда — на коня!
Слова нервно вырывались из его уст, он поминутно оглядывался, прикидывая, когда его настигнет полоса света. Девчонка всё так же спокойно смотрела вперёд. Алфар напряг зрение. Вдалеке виднелась горная гряда — её-то он заметил сразу, но только сейчас ему стал виден тёмный провал у её основания.
— Пещера! — воскликнул он радостно. — Ставлю два к одному, что успею!
Но горы с долгожданной спасительной пещерой всё никак не приближались, а насмешливо стояли
— Кто кого ещё спасёт, — повторила девочка.
— Никто! — крикнул Алфар. Его конь упал — его круп пылал, и тут же животное полностью занялось пламенем, успев в последний раз взглянуть на своего хозяина, который бежал отсюда, не понимая, почему он ещё жив. Вскоре Алфар упал, поняв, что всё бесполезно — граница света и тени уже опередила его, и раскинул руки в стороны. Так он лежал целую вечность, пока женский голос не приказал ему:
— Встань, человек!
Алфар поднялся с земли, сплюнул и начал внимательно разглядывать ладони, будто бы видел их в первый раз. Глаза его вскоре заболели от света, и рыцарь зажмурился.
— Но почему?
— Ты пожертвовал собой, искренне. Теперь ты не принадлежишь Тьме. Ты человек.
— Кто ты? — прервал её Алфар.
— Так и не узнал? — спросила девочка. Алфар приоткрыл один глаз. Та была уже не девочкой, а взрослой женщиной. Она сидела на траве рядом с ним и сплетала цветы в венок, насмешливо улыбаясь.
— Сестрица Адара! — он хлопнул себя по лбу. — Я должен был догадаться, ещё когда понял, что не могу тебя убить!
Та засмеялась и надела на брата венок из сладко пахнущих полевых цветов.
— Но это невозможно! Разве ты не должна была отправиться в небытие?
— Как же долго до тебя доходит! В тот раз, когда я таким же образом умыкнула жертву из-под вашего носа (такой симпатичный юноша, помнишь?), я тоже долго думала… Помнишь, как мы с тобой гуляли по Туилинским руинам?
Алфар кивнул. Ещё бы не помнить — это одно из тех немногих мест во Тьме, где было светло от фосфориенцирующей крови паукоподобных тат-хтаров, которые бились здесь со смортами. На дверях Храма Настойчивости, единственного уцелевшего в том городе здания, светились написанные кровью слова, которые Адара прочла тогда несколько раз и заучила наизусть. То были слова не на древнем, а на общем, всем доступном языке:
«Единственный способ проклятому обрести свободу — отыскать в себе человека и принести его в жертву Солнцу».
Алфару пришло в голову, что его сестра обладает сильным даром внушения — ведь так отчетливо светились перед ним сейчас буквы.
— Тогда всё встало на свои места.
— Эх, братец, где же счастливое выражение лица? Или ты не рад?
— Я, наверное, не достоин вечной свободы, Адара. Когда ты спасла приговоренного, ты делала это из добрых мыслей, а я… только из-за того, что ты мне кого-то напоминала. Себя саму то есть.
— Я на это и рассчитывала, глупый. Вообще, я предполагала, что все вы трое догадаетесь пожертвовать собой ради меня. Но не могла сказать прямо, иначе поступок не был бы искренним, понимаешь?
— А как ты зачаровала свой вид и тех людей? — спросил Алфар.
— Научил один землянин, — ответила она. Её фразы перестали быть быстрыми, а голос несерьёзным. — Пойдём отсюда, а то сидим посреди пустого места, пейзаж портим.
Адара поднялась с земли и направилась в сторону гор. Алфар пошёл за ней.