В ожидании рассвета
Шрифт:
— Что скажем судье-магу?
— Что источник совсем разбушевался, — предположил один из фраоков.
— Тогда он пошлёт посмотреть других магов, — отозвался другой.
— Тогда… что источник зовёт его.
— Совсем недостоверно…
— Быстрее, я почти довёл её до покоев судьи, — прошипел Ишзидаль-кукловод.
— Дай мне, — сказал Фарлайт, и произнёс уже устами Адары, перед которой распахнул дверь сам Норшал: — Там, в подвале, мой брат. Вы сказали мне, что он мёртв. Как это понимать?
— Что? — удивился судья. — Это какой-то морок.
— Это не морок, — продолжала
Судья тут же оттолкнул Адару и устремился вперёд по чёрному коридору. Рыцарша побежала за ним.
— Как же ты оставила брата одного? — спросил он.
— Младший маг присматривает за ним. А я пришла за ответом, который до сих пор не получила.
— Единственный ответ в том, что это морок, или криалиновая галлюцинация. Ты ведь не пила опять..?
Судья только переступил порог подвала, как змея на его шее свилась в узкое кольцо, перекрывая воздух. Норшал потянулся к ней рукой, чтобы сорвать, но тут же огромный поток энергии из источника хлынул в его сторону, заставив позабыть обо всём во Тьме. Должно быть, он сейчас был наедине с той самой пустотой, о которой мечтал Фарлайт.
Судья был оглушён, но это, конечно, не могло заставить его развоплотиться. Тогда фраоки открыли под ним портал, в который тело судьи тут же провалилось.
Демоны видели глазами судьи нечто жёлто-алое, раскалённое, ужасающее своей яркостью, они чувствовали, как в блаженную пустоту судьи ворвался дикий ужас, столь мощный, что они оцепенели и сами, неготовые к такому зрелищу.
Фарлайт понял, что ещё мгновение — и он не выдержит, что его сердце разорвётся от ужаса, что его сознание сгорит вместе с телом Норшала, — и разорвал канал.
Мужчина с распущенными, слегка волнистыми волосами возлежал на высоком ложе, одной рукой смачивая длинные стебли в сладком соусе стоящей на полу чаши, а другой — обнимая прижимающуюся к нему девушку. В комнате были ещё две девушки — одна из них массировала сибариту ступни, другая сидела рядом с вазой и пела. Не фьеллрие эсхлеком на леинре, а обычными словами общего языка, как поют земные женщины. Прятать такой голос за звенящим звуком леинры было бы преступлением.
— …Ослепительно велик! Все склонят свои главы Лишь увидев светлый лик. Я счастлива, что с нами Вы!..Мужчина вдруг ошарашенно подскочил и застыл, тяжело дыша.
Звуки застряли в горле певицы.
— Нель, ты толкнул меня! — недовольно произнесла любимая наложница — та, что лежала подле хозяина.
— Вы чем-то недовольны, повелитель? — испугалась массажистка. Тот пробормотал пару невнятных фраз в ответ и бросился к выходу.
— Ты пойдёшь в таком виде? — в голосе лежащей проснулась нотка удивления. — Даже не оденешься?
Она нежно дотронулась указательным пальцем до плеча хозяина, но тот отдёрнулся, будто его коснулось чудовище, а не одна из первых красавиц. Он поспешно натянул синюю мантию на голое тело и выскочил
— Я знала, — злорадно прошептала массажистка. — Знала, что скоро ты, Лимесвиа, станешь ему неприятна. Даже не безразлична, а мерзка, отвратительна! — закончила она с торжеством.
Лимесвиа хищно потянулась к массажистке и прошипела ей на ухо:
— Если это твоих рук дело, ты пожалеешь, что имеешь плоть в этом мире!
— Когда я стану фавориткой повелителя, тебя бросят в темницу, и ты ничего мне не сделаешь, ничего!
Лимесвиа набросилась на массажистку и вцепилась длинными когтями ей в лицо, та схватила вазу и ударила соперницу, рассекая её щёку. Лимесвиа ослабила хватку и дотронулась рукой до лица, скривившегося от боли.
— Ты заплатишь за это! — она повернулась к стене, на которой висело большое зеркало, ужаснулась и заплакала. Массажистка тоже сотрясалась в рыданиях — она увидела своё отражение немного раньше. Ярость обеих триданок немедленно сменилась отчаяньем. Ни одна из них не помнила, что они так дрались почти каждый месяц — а потом Нельжиа отравлял их к сморту-врачевателю, и воспоминания о расцарапанных лицах и выдранных волосах вскоре растворялись в тумане, напоминая отголосок ночного кошмара, что всякий раз ускользал, стоило попытаться на нём сосредоточиться.
— Из-за твоего эгоизма теперь никто из нас не будет любимицей Великого! Ах, что же мне делать?
— Нужен целитель… Ах, Мельрие, позови целителя, срочно!
Но певички Мельрие и след давно простыл. Она пробежал через широкий зал, полный испещрённых орнаментами вещиц. Её цель скрылась за одной из дверей, куда она и последовала.
— Мастер, что случилось? — спросила она. Слишком бесцеремонно для женщины из четвёртого круга приближённых, но Нельжиа это понравилось.
— Проблемы мира не должны тебя интересовать, — уклонился он. — Зачем мучиться, если в жизни столько удовольствий?
— Ах, я не буду спокойна, пока не узнаю, что вас волнует. Позвольте мне разделить вашу боль.
— Умер один мой знакомый.
— Он был вам другом?
— Нет.
— Врагом?
— Иногда.
— Так что же вас печалит?
— Сам факт его смерти. Я желал её, но всё-таки не верил, что она возможна…
— Кто-то умирает, кто-то рождается, — задумчиво проговорила Мельрие. — Да, я всегда хотела узнать, у Верховных Судей могут быть дети?
— Поэкспериментируем? — таинственно произнёс Нельжиа, закрывая дверь на ключ. Триданы не умеют долго беспокоиться — вне зависимости от причины этого беспокойства.
— Вот видишь, справились и без всяких Каинахов, — услышал Фарлайт голос Ламаша сквозь сон. — Он нам был не нужен.
— Ага, и выжило только трое фраоков. Стоило того? — ответил ему кто-то.
Фарлайт открыл глаза и узнал говорившего — фраока Энгира, с которым они были почти незнакомы. Энгир выглядел жалко, словно побитый человечишка. Его волосы, прежде чёрные, теперь побелели. Ламаш же был помят, но доволен.
— Ещё бы. Пожертвовать собой ради такой великой миссии… О, мы будем помнить имена наших братьев… Я прикажу выбить их на колоннах моего игалли.