В ожидании рассвета
Шрифт:
А та всеобщая смерть, о которой говорил Ламаш… её он уж точно не видел бойней. Фарлайт представлял её как одновременное исчезновение. Будто во всём мире мгновенно погас свет, и наступили всеобщая тишина и благодать. Убийство же судей, которое он планировал, могло оказаться кровавым, но та грязь была оправданной, как следствие наказания виновных. Причём их было всего пятеро.
Какой-то его части и вправду было жаль всех этих людей внизу, когда он начинал рассматривать их не как единый организм под названием «толпа», а как большое количество отдельных личностей. Но он резво запинывал эту часть себя,
У Фарлайта закружилась голова и он начал терять высоту. «Неужто я настолько расклеился?» — подумал он, но вдруг увидел, что Ламаш тоже снижается — неловко, неуклюже, хватая руками воздух.
Небо с оглушающим грохотом расколола огромная трещина. Фарлайт, полный благоговеющего ужаса, решил, что Тьма наконец смогла со всем покончить и без его участия, что она ставит точку в существовании плоти. Позвоночник пробило резкой болью. Фарлайт вытянулся, как струна, вскрикнул и всё-таки рухнул вниз; но низа уже не было, как и верха вместе со сторонами света, были только разваливающиеся стены бытия и крики, крики, крики.
Боль тянула Фарлайта и одновременно сжимала, все его конечности свело судорогой, а грудь сдавило. Он прощался с жизнью, но без той радости, которой мог когда-то ожидать; им завладевало только одно желание — скорей бы всё закончилось, а вокруг в вихре проносились странные картины. Вон его родственники, давно почившие, а вон вполне живой (пока живой?) Ламаш. Вон его школьные недруги, «Защитники чистой Тьмы» и почему-то Нинур. Мелькнула, кажется, Нефрона — она была на дне колодца длиной в тысячу миль, а сверху ей светила одинокая мерцалка. Фарлайт понял, что он и есть эта мерцалка, неужто он умер, и теперь светит всем с неба? Какая незавидная судьба, стать светильником для тех, кто топчет землю…
Фарлайт свалился людям на головы, накрывая их крыльями. Он попытался подняться, упираясь в человеческую массу, но та шевелилась, тоже намеренная восстановить равновесие, и Фарлайт упал снова. Он заметил, что купол над головой опять склеился воедино — из миллиона осколков.
— Прошли через время, сейчас откроется второй, — крикнул ему Каинах, перекрикивая гул ветра. А ветер здесь был бешеный: древний фраок еле держался в воздухе, но достоинство не позволяло ему упасть на людей. «Наверное, сам не в силах даже телепатировать», — успел подумать Фарлайт, когда мир вокруг опять скрутило.
Он уж было приготовился к новой боли, но на этот раз движение через прокол прошло более гладко. Всё-таки рвать пространство проще, чем время. Не успел Фарлайт моргнуть, как воронка схлынула. Ему даже сначала подумалось, что портал не удался — мир вокруг ничем не отличался от того, что был до воронки.
— Вставай! — послышался приказ Каинаха. Фарлайт еле поднялся, расправив крылья, но их тут же надуло, как два паруса, ноги фраока оторвались от земли и его потащило по людям, как перекати-поле.
Каинах
«Осторожней», — сказал он, на этот раз телепатией.
Фарлайт до сих пор не мог очухаться. Ветер снова потащил его, и снова Каинаху пришлось вмешаться. Фарлайт не чувствовал себя опозоренным, его одолел восторг от осознания того, в каком великом действе ему довелось участвовать: демоны перенесли через сотни веков и миль почти полторы сотни тысяч человек, несколько фраоков и, если верить Ламашу, несколько тонн оборудования… Фарлайт даже не понял, что эту эмоцию ему подкинул Каинах.
«Если что — представляй, будто люди — цветы, а тебе надо срезать бутоны», — телепатировал ему Каинах и полетел вытаскивать другого фраока из-под людского нагромождения.
«Цветы приятно пахнут, а не воняют», — подумал ему Фарлайт, но Каинах не ответил.
Фарлайт срезал уже несколько сотен бутонов, когда счёт Ламаша перевалил за тысячу — тот не уставал сообщать ему о своих успехах. Когда они оказывались рядом, Ламаш начинал действовать так изощрённо, насколько ему хватало воображения, он резал людей так и эдак, и разрывал их магией, и принуждал их убивать друг друга, беря под контроль, как марионетки. Ещё больше людей задавили друг друга сами, пытаясь спастись бегством — когда поняли, что происходит.
На дне долины уже плескалось алое море, и Фарлайт, вдруг потеряв контроль, ринулся вниз и начал лакать. Он услышал сквозь вой ветра, как хохочет Ламаш, довольный зрелищем. Тот приземлился рядом и тоже прильнул к кровавому морю, как вдруг в их головах раздался голос Каинаха: «Сначала работа, пир потом!»
Ламаш повиновался и полетел туда, где, как ему показалось, были ближайшие живые люди, но Фарлайт не мог остановиться, он пил алую энергию и опять начал терять сознание от избытка. Меж сном и явью ему виделось колышащееся маревопод небесами — отходящие души людей. Что-то удерживало их, не давало улететь далеко или раствориться. Трое фраоков сбивали их в единую стаю, чтобы потом было удобнее пропустить поток душ в новый временной прокол. А ещё выше клубилась первозданная Тьма.
Фарлайта начало тошнить, но он продолжал пить, пить — и всё-таки потерял связь с бытием.
Новое видение было необычайно ясным, более чётким, чем могла быть реальность. Снова гора тел: но на этот раз живых, только бессознательных. То и дело открывались воронки порталов, из которых выходил то маг, то кшатри, то сморт с человеком на руках, потом сбрасывая новое тело к остальным.
— Думаю, хватит, — сказал маг, когда за его спиной схлопнулась очередная воронка. Да это же Норшал! Молодой, и ещё без змеи на шее.
— Мало. Нужно больше материала, — отозвался сморт. Этот голос показался бесплотному наблюдателю смутно знакомым.
— Тебе всегда мало, Энки! Смотри, а то на Земле совсем людей не останется! — рассмеялся… то ли маг, то ли сморт, Фарлайт не понял этого.
— Я всегда беру ровно столько, сколько нужно.
— Вот этого сделаем таким, как я! — воскликнул тридан, которого Фарлайт поначалу было не заметил. Тридан разглядывал чьё-то лицо в куче тел. — Столько чувственности, столько эстетического видения…