В плавнях
Шрифт:
– Как тихо, - сказал он, и голос подпрыгнул над водой, как мячик.- А я думал, тут лягушки кричат.
– Лягушки?
– удивилась она.
– Они больше весной…
Мимо плыли островки плавника, гнилой камыш и щепки, река раздваивалась на рукава, расходилась, огибая заросли ивняка, и снова смыкалась.
– Ты не боишься русалок?
– спросил он ласково и насмешливо.
Она налегла на весло:
– Не-а, я слово знаю. Волшебное…
В камышах кто-то страшно заухал, застонал, и он в притворном страхе вздрогнул:
– Что это?
Она засмеялась,
– Дурачок, это ж выпь кричит.
– Выпь, - сказал он, - конечно же выпь… Янка…
– Чего?
– Ты красивая.
Она покраснела до корней русых выгоревших волос.
Он смутился и, чтобы скрыть неловкость, стал поправлять повязку.
– Расскажи мне еще про зеленых людей.
– А чего рассказывать, - сказала она грубовато.
– Люди как люди. Только зеленые.
– Это я уже слышал. Как они появились, у вас не помнят?
– Бабка рассказывала, что один раз в небе взошло два солнца. После этого появились зеленые люди.
– С Марса, - сказал он.
– Точно с Марса. На других планетах, Янка…
– Знаю-знаю. Товарищ Богданов говорил.
– Да, но Марс особенный. Знаешь, Янка, если посмотреть на него в трубу, ну, в подзорную трубу, можно увидеть каналы… линии, они пересекаются друг с другом… иногда меняют цвет. Наверное, их проложил трудящийся народ Марса.
– Зачем трудящемуся народу рыть каналы?
– удивилась она.
– Лучше б хлеб выращивали. Кому они нужны, эти каналы?
– Это гигантские преобразования, - сказал он сердито.
– Как ты не понимаешь! Чтобы сделать цветущей всю планету. Например, провести воду в пустыню. Или растопить вечные льды.
– А Марс - цветущий?
– Нет, - сказал он и покрутил головой.
– Он бурый. Красный и бурый… Наверное, там все время засухи. Я так думаю, Янка. Ты куда это гребешь?
– К тому вот островку, - сказала она, поднимая одно весло.
– Вон к той отмели. Мы вытащим лодку и поедим. Днем нельзя плавать, солнце сожжет… Ты городской, вон кожа какая белая.
– Мне жалко, что я не могу тебе помочь, товарищ Янка, - сказал он серьезно, - хотя…
Он спрыгнул в воду, даже не закатав штанов, и здоровой рукой потянул за борт лодки, днище заскользило по песку.
– Осторожней, черт здоровенный, - крикнула она сердито, но он видел, что ей приятно, что он такой сильный. Она бросила весло в лодку, схватила корзинку и тоже выпрыгнула на берег. Из-под ног прыскали в разные стороны песчаные блохи.
– Я думаю, - сказал он, растянувшись на песке под ракитовым кустом, - пролетарский разум когда-нибудь построит космический корабль. Совсем скоро. Чтобы полететь на Марс. Или на Венеру. Там, правда, должно быть горячо, потому что она ближе к Солнцу.
Его здоровая рука потянулась к ней и как бы нечаянно, очень робко, дотронулась до ее пальцев, и она вся задрожала от этого горячего прикосновения и сделала вид, что ничего не происходит.
– Как можно летать на звезды?
– спросила она, чтобы показать, что ничего
– Они же горячие…
– Звезды горячие, а планеты - холодные.
– Он уже смелее сжал ее пальцы.
– Они как Луна. Ты же видишь, Луна холодная…
– Отчего ж она тогда светится?
– Лучи Солнца, - сказал он, окончательно запутавшись.
– Лучи Солнца… Ты знаешь, Яна… Товарищ Коллонтай утверждает… что когда молодой мужчина и молодая женщина… совершенно естественно… стакан воды… - и зашарил горячей рукой уже под рубахой ее, по ее груди, по телу, которое вдруг, несмотря на яркий солнечный свет, покрылось пупырышками. Она вскочила и уперла руки в бока.
– Послушай, ты, попович! Не знаю, как там у вас в городе, а у нас все как у людей. Хочешь - садись в лодку, гребем обратно, падаем бате в ноги, идем к отцу Йожке…
– Но, Янка, - сказал он, тяжело дыша, - это ж предрассудки. Поповские предрассудки.
– А вот дам тебе веслом по голове, будут тебе поповские предрассудки! Ладно. Давай сталкивай лодку… Поплыли.
Она наклонилась, чтобы забрать жбан с квасом, зарытый в холодный песок у кромки воды, потом подобрала юбки, из вредности высоко заголив крепкие белые ноги, и прыгнула в лодку.
Зудел один комар, и писк его далеко разносился над водой. Потом к нему присоединились другие, и вот уже маленький черный столбик кружится над темной водой, сворачиваясь, разворачиваясь. Никодим хлопнул себя по лбу, оставив кровавый след.
– Почему тебя не кусают?
– Есть такая трава… я тебе ее покажу. Потом.
Солнце село, вода вспыхнула сначала золотом, потом серебром. Туман накатил на нее, потом собрался в комки и поднялся к небу, превратившись в легкие белые облака.
– Куда мы плывем?
– спросил он растерянно.
– Домой?
– Ты ж хотел к зеленым людям.
– Она подняла весло, стряхивая с лопасти серебряные круглые капли.
– Янка, это уже не смешно.
– Я и не смеюсь. Дывысь… вон, в небе.
– Облако?
– Это не облако. Это чья-то душа… Ищет дом. Их много сейчас таких… все летают, все ищут.
– Фантазерка ты, Янка, - сказал он, уже начиная раздражаться.
– Поворачивай.
– Дурень ты, - сказала она добродушно.
Плеснули весла. В темной воде пролегла серебряная дорожка, и кто-то ворочался в этом серебре.
– Рыба?
– спросил он.
Она молча покачала головой.
– Выдра? Водяная крыса?
– Русалка, - сказала она равнодушно.
– Ишь, разыгралась.
Темное, оставляя за собой треугольный серебряный след, подплыло к лодке, и он увидел бледное лицо с темными ямами глаз. Волосы липли к щекам, ко лбу. Он отпрянул.
– Лодку-то не качай, - сказала она.
Из воды высунулась белая рука, уцепилась за борт лодки длинными белыми пальцами. Лодку качнуло. Янка, размахнувшись, стукнула по пальцам веслом, и рука, сорвавшись, упала в воду с рыбьим плеском. Белое тело, развернувшись и качнув напоследок лодку еще раз, ушло в глубину, плеснув темным хвостом и обдав их фонтаном холодных брызг.