В плавнях
Шрифт:
– Это же русалка, - сказал Никодим.
– Ну, - согласилась Янка.
– Русалка. Настоящая русалка.
– Бабьи сказки?
– насмешливо спросила Янка, уводя со лба мокрую прядь.
– Их не бывает, - сказал Никодим.
– Точно. Не бывает. Ты надо мной подшутила, признавайся? Какая-нибудь твоя подружка…
– Ты что?
– удивилась она.
– Совсем дурень?
На темных отмелях шумели темные ивы, клонили головы к воде, лодка плавно шла по стремнине. Янка вздохнула.
– Говорят, - сказала она, -
– Что?
– спросил он почему-то шепотом.
– Попасть в другое место.
– Какое?
– Никто не знает.
Плеск весел. В дальних камышах кто-то заворочался и ухнул. Никодим сказал:
– Это все-таки была рыба.
– Может быть, - равнодушно ответила Янка.
– Или выдра.
– Ага. Или выдра.
Вода была черной, но там, где лодка рассекала ее, на изломе, отсвечивала маленькими бледными полулунами. Иногда нос лодки разрезал плавучие островки мусора - стебли камыша, перепутанные с травой, ивовые листья, похожие на маленьких темных рыбок.
Далеко за окоемом зарница багряной лентой обняла темный лес, острые зубцы елей взметнулись вверх на фоне дрожащего, свивающегося в кольцо света.
– Ось, вон он.
– Она показала подбородком.
– Огненный змей. Они всегда на Успение прилетают. Они к вдовам ходят. Оборачиваются людьми и ходят. А вдов сейчас много, ох много.
– Зарница, - сказал он.
– Просто небесное электричество. Электричество, Янка, это ого-го что такое.
– Батя привез однажды лампу, - сказала она.
– Говорил, електрическая. Нажали на пимпочку, а она не горит.
– Конечно не горит, - сказал он серьезно.
– Для этого нужны особые провода. И еще электростанция, чтобы вырабатывать электричество. Я тебе потом объясню.
Она пожала плечами, одновременно налегая на весла:
– С керосинкой проще.
Никодим помолчал, потом спросил:
– А русалки нас больше не тронут?
– Не-а, они сейчас сонные.
– А этот ваш… дурачок?
– Так то ж на Иванов день.
С весла сорвалась капля, ударила по воде, и где-то внизу, из-под воды, ей ответила тихая, но частая барабанная дробь.
Он вздрогнул. Она усмехнулась, зубы блеснули в темноте.
– Это ж рыба. Вьюн. Такая рыба, болтливая дуже.
– Куда твой отец увез этих… недобитков?
– Людей, - сказала она терпеливо.
– Людей.
– Я ж говорю, на тот берег.
– А что там?
– Не знаю. Батя говорит, если долго плыть… а потом ехать, будет большой город. Он говорит, там, в этом городе, женщины летом ходят с парасольками.
– Парасольки?
– Да, такие шляпки на палочках.
– А, зонтики. От солнца. Это буржуазное украшение. От дождя - другое дело.
– Это чтобы солнце не пекло, дурачок. Когда солнце голову напечет, с человеком знаешь что может быть?
Она помолчала
– Вон, дывысь.
– Что там?
– Заячий остров.
Еще несколько сильных гребков, и лодка бесшумно заскользила по зарослям высокой травы, растущей прямо из воды. Трава расступалась перед носом лодки и смыкалась у нее за кормой. Луна висела над дальним берегом как круглое красное зеркало, отражающее невидимый отсюда пожар.
Потянуло холодом. Туман вновь начал свиваться меж травой, и оттуда, из тумана, выросли торчащие из воды колья. Много-много кольев.
Янка подняла весла и так и застыла, с весел срывались и прыгали в воду капли, а лодка сама по себе скользила по воде, и Никодим увидел темную фигуру, выступившую из тьмы. Кто-то шел рядом с лодкой, бесшумно, не произнося ни слова. Наверное, тут было совсем мелко.
Потом лодка подплыла к частоколу, и Янка спрыгнула в воду и привязала лодку к одному из кольев, потом нагнулась, достала из-под лавки мешок, а заодно прихватила и фонарь, который стоял на носу.
Ему стало неловко, и он здоровой рукой взял у нее мешок.
– Что там у тебя?
Мешок был тяжелый.
– Мед. Яблоки. Я ж говорила, у них не растут яблони.
Вода по-прежнему плескалась, но уже только-только покрывая ступни, и Янка запалила фонарь. Рядом с ними стояла женщина.
Никодим изумленно поглядел на нее.
– Она ж совсем зеленая, - выдохнул он в ухо Янке.
Та серьезно кивнула:
– Я ж говорила.
У женщины была изумрудная гладкая кожа и волнистые темно-зеленые волосы, а глаза - как серебряные монеты.
– Как добрались?
– спросила она нежным голосом.
– Та река ж спокойная, - ответила Янка.
– Хорошо, - сказала женщина, - идите. Отдыхайте.
Она шла впереди, и Никодим увидел, что одета она в белую холщовую рубаху до щиколоток, а ступни у нее босые и ногти на ногах ярко-голубые, как воронье яйцо. На песке оставались цепочки узких темных следов.
Дом стоял среди ивняка, на высоких сваях, точно на куриных ножках. К двери была приставлена деревянная лестница. Рядом с домом был вбит такой же высокий кол, рядом с ним, распространяя запах дегтя, на песке боком лежала узкая легкая лодка.
– Это зачем?
– удивился Никодим.
– Когда полная вода, - объяснила Янка, - заливает их. Теперь понимаешь, почему тут не водятся яблоки? И пчелы.
– А зайцы водятся?
Она недоуменно повернулась к нему.
– Ну, остров-то Заячий…
– Ну да.
– Она серьезно кивнула.
– Зайцы всегда знают, какой остров уйдет под воду совсем, а какой - нет, вот и собираются тут. У них договор.
– Какой?
– Что зайцам можно тут оставаться. Когда полная вода. Хотя я не понимаю, чего их жалеть, они ж деревья подгрызают. Видел наши яблони? Это от зайцев, а ты думал?