В Plaz’e только девушки
Шрифт:
– Ну вот, – взглянула я на часы, – уже больше одиннадцати, а ты живой и невредимый. Успокоился?
– Еще почти час… – сказал он.
– Я тебе позвоню ровно в двенадцать.
– А может… сама заглянешь? – вкрадчиво улыбнулся он. – Удостоверишься.
– Поверю на слово, – пресекла я новые поползновения своего неуемного приятеля.
У себя в номере стала разбирать пляжную сумку. Во внутреннем кармашке что-то звякнуло. Ах да, ключ, который мне дал Ерема. Колечко ударилось о ракушку. Я достала его, недоуменно повертела в руках и положила обратно – завтра верну. Повесила купальник на балконе, неторопливо выпила чаю. Было уже двенадцать. Пора ложиться. Сейчас Ереме позвоню – и спать.
– Алло! – сразу же отозвался он.
– Не спишь?
– Собираюсь, – полусонно ответил он, – но если ты…
– Спокойной ночи, Ерема, – сухо перебила я его. – Посмотри на часы. Уже десять минут как «завтра».
– Тогда до «сегодня», Вася. Целую, обнимаю…
Он повесил трубку, а я обрадовалась: Ерема жив, здоров, в меру пылок. И спокойно заснула.
Утром на ресепшен меня ждал сюрприз. Рядом с девушкой стоял смуглый неулыбчивый человек.
– Слесарь приехать… – возвестил, увидев меня, клерк.
Дальше все было предельно просто. Слесарь вынул из кармана уже готовый ключ. Видно, слепок с него ему передали заранее. Я заплатила, спасибо Ереме, сто долларов. Мне выписали квитанцию. И наконец, мы вместе
– Я сейчас подгребу к вам! – крикнула ему, но он не отреагировал. Словно не замечая меня, он обратился к клерку:
– Пожалуйста! Надо срочно открыть дверь!
Я подошла к стойке.
– Ты что, тоже ключ потерял?
– Нет… Это у Еремы. Он что-то не отзывается… – с тревогой сказал Паша.
– Может, спит? – встревожилась и я.
– Он уже давно должен был встать. Мы договорились до завтрака пойти искупаться. Я звонил, стучал – не открывает.
Мне стало холодно и страшно. Все вместе мы побежали к домику, где они жили. Слесарь из Мумбая легко открыл дверь. Еремы в номере не было…
К двери, приволакивая ногу, подползла Клавдея, грустно посмотрела на меня. Я подняла ее и крепко прижала к себе.
Глава 2
Крутое дельце для дурнушек
За три месяца до…
Секретарь подняла голову от компьютера, исподлобья оглядела сидевших в приемной женщин: «Еще три дуры приперлись…» Ей не терпелось приоткрыть ящик стола, где лежал улетный триллер, и незаметно почитать. Страшно хотелось узнать, чем у них там все закончится, ну, с маньяком этим, а из-за этих мымр приходится строить из себя деловую.
Она сделала неприступное лицо – а то того и гляди с разной ерундой полезут. «Особенно вон та, выцветшая, будто в секонд-хенде на вешалке висела. Лицо подмазано, а все равно блеклое, как промокашка. Глазу не на чем остановиться – затрапезная юбка до середины колена, вязаная кофточка в мелких катышках, кружевной воротничок с аккуратно постриженным махрящимся краем. «Училка бывшая, что ли?» – неприязненно подумала секретарша.
Сердитая девчонка ошиблась, Вера учительницей не была. До недавнего времени она служила делопроизводителем в районной конторе по учету потребностей населения. Но кризис, как бульдозер, прошелся по потребностям. Учитывать стало нечего. Префектура решила сократить часть сотрудников. Естественно, сократили и Веру. Почему ее и почему «естественно»? Она не могла ответить на этот вопрос, просто при малейшей реорганизации всегда сокращали именно ее. Может быть, вид у Веры был такой, будто она заранее смирилась с неизбежным увольнением. Она не скандалила, права не качала, уходила молча. А может, работа у нее была какая-то полунужная? Вроде бы дело как дело, но необязательное, что ли. Вера незаменимой не была. А главное, никогда этого не хотела. Мать воспитывала ее одна, была робкой, слезливой и внушала дочери, чтобы та не высовывалась. По-своему мама была мудрой женщиной. Но это была мудрость мушки-пестрокрылки, главная забота которой – лишь бы не нашли и не съели. Из всех возможных способов борьбы за существование мама выбрала мимикрию. Вера, мамина дочка, была полностью согласна с таким выбором. Ей нравилась их почти незаметная жизнь – уютные радости: старые фильмы по «Культуре», классические романы на ночь, вафельный тортик к чаю… Мама часто оказывалась права. Алку-красотку, которая даже в школу заявлялась в шортах, в подъезде изнасиловали. Нечего задницей вилять направо-налево. У Вальки-ботаника от усердия обморок случился прямо на выпускном экзамене. Нечего умнее всех быть. А Ольга, гимнастка-медалистка, на отборочных соревнованиях ногу сломала. Нечего выдрючиваться. Скромнее надо быть, жизнь будто пальцем грозила выскочкам, точь-в-точь как Верина мама. Как и мама, Вера окончила Архивный институт, факультет делопроизводства. Мама утверждала: документы, как хлеб, – категория вечная, на их век хватит.
Самым страшным потрясением для Веры стала внезапная мамина смерть. Весной, когда они вместе гуляли в парке у себя на московской окраине, в нее впился клещ. Дома его, конечно, вынули, но он оказался энцефалитным, мама заразилась. В Москве почти уникальный случай – такая смерть. Судьба словно злорадно усмехнулась напоследок и выбрала эту незаметную женщину.
Похоронив мать, Вера стала жить одна. Замуж она не хотела – насмотрелась на замужних. К тому же был у нее кое-какой опыт. Когда на работу первый раз устроилась, начальник отдела кадров проявил к робкой девочке свой интерес. Вера побоялась отбрить его, пожаловаться кому следует. Вздохнув, уступила. Потом, передергиваясь от отвращения, вспоминала его, потного, пыхтящего, краснорожего. Незнакомую боль «там» и жжение внутри. Он еще раз с ней переспал, но, увидев мученическое выражение бледного лица и крепко стиснутые зубы, с трудом доделал свое дело и сказал, что с «пионерками-героями» пусть имеют дело пламенные революционеры. Себя он к таковым не относил.
И еще был случай… В общем, опять оказалось противно и скучно, а потом к ней, слава богу, приставать перестали. Вере хотелось жить без отвратительных страстей и ненужных сожалений, спокойно, как мама. Но не получилось. Грянул очередной кризис и очередное сокращение. Надеяться Вере было не на кого. И помочь некому. Таких, как она – безымянных жертв банкротств и дефолтов, пруд пруди.
Вера отнесла в скупку несколько золотых безделушек, которые мама хранила на «черный день». Этого, при ее экономии, хватило на два месяца. Она уже решила сдавать одну комнату их малогабаритной двушки, но мысли о том, что рядом будет жить чужой, пугали.
Вера встала на учет на бирже труда, пробовала сама искать работу. Но дальше собеседований дело не шло. Близких подруг у нее не было, а у немногих знакомых своих забот хватало.
Это объявление она увидела в Интернете. На сайте «Работа ищет…» появилась новая информация: « Совместное предприятие PLAZA предлагает женщинам НЕМОДЕЛЬНОЙ внешности от 30 до 55 лет высокооплачиваемую работу, связанную с выездом за границу. Свободный график».Объявление удивило. Во-первых, возрастной шкалой. Обычно требовались девушки до тридцати. И красоток почему-то просили не беспокоиться. Особо выделенное – «немодельной внешности» – Веру чрезвычайно обрадовало. Правда, был в рекламе среди плюсов единственный минус – работа высокооплачиваемая. Это настораживало. Вера никогда на таких работах не работала. Она их боялась. Как говорила мама, по деньгам и спрос. Спрос Веру пугал. Не потому, что она была безответственная, а потому, что беззащитная. И все-таки решила рискнуть, отправила по Интернету свое резюме, фото, заявление – все, что требовалось.
Спустя день ей позвонили, пригласили на собеседование. Она сидела на краешке стула, опасливо косясь на конкуренток – скорее всего, возьмут какую-нибудь из них. Наверное эту, расфуфыренную. Вера робко покосилась на крупную женщину в фирменном брючном костюме и шелковой цветастой кофте в стиле фолк.
«Расфуфыренную» звали Агния. Она держалась независимо и время от времени с презрением поглядывала на своих соседок. Какие-то зачуханные собрались. «Одна эта моль серая чего стоит, – покосилась она на Веру, – наверное,
Ей казалось, что об их романе знают только она да юный любовник. Но как-то раз неподалеку от дома ее остановила незнакомая женщина, передала плотный пакет и быстро удалилась. Агния подумала, что почтальонша принесла какое-то послание для мужа, а потом увидела – на конверте крупно напечатано именно ее имя и фамилия. Дома Агния, вскрыв пакет, без сил опустилась на пол – в конверте были снимки ее любовных утех. И тут анонимный звонок на мобильный.
– Видели?
– Д-да… – непослушными губами прошептала она.
– Хотите поговорить?
– Д-да…
Человек, с которым она встретилась, своего лица не скрывал. Да и какая разница, кто он был. Она его сдавать не собиралась – себе дороже. Он пообещал вернуть негативы взамен на небольшую услугу.
– Что надо? – грубо спросила она.
– Приходите завтра днем в офис вот этой фирмы, – он протянул ей визитку, – там и поговорим.
И вот теперь она сидит в этой приемной среди каких-то чулид. А что ей оставалось? Она посмотрела по сторонам. «Старая дева» сидела вся сжавшись, опустив глаза. Секретарша уставилась в комп, делая вид, что работает. И только третья женщина открыто встретила ее взгляд и приветливо улыбнулась. «Чего радуется, придурочная?»
Агния холодно отвернулась.
«Придурочная» – была вовсе не дура. Яна, корреспондент рекламного журнала, не претендовала на здешние вакансии. Она решила разузнать, что это за работа такая, где требуются далеко не юные сотрудницы неброской внешности и при этом на большой оклад. Редактор поручил ей сделать обзор необычных предложений в период кризиса: кто сейчас больше востребован, где, какие профессии в отстое, а какие, наоборот, в ходу. Роясь в интернетовских порталах по вопросам занятости, Яна наткнулась на необычное объявление и удивилась. Туфта? Или нет? «Немодельные» женщины? Не знаю, не знаю… – думала она. – Может, хотят привлечь побольше претенденток? И что это за дискриминация красоток?» Она доверяла своей журналистской интуиции, поэтому решила пойти на собеседование. Если даже часок-другой потеряет, с нее не убудет, а вдруг… Яна представила реакцию редактора на забойный репортаж, а главное – повышенный гонорар в плотном конверте.
Собиралась тщательно. Ей двадцать пять, но нужны женщины от тридцати – нанесла на лицо более темную пудру, углы глаз у висков смазала яичным белком, чтобы образовались небольшие морщинки, вьющиеся пепельные волосы собрала в строгий пучок, губы не подкрасила. И сразу повзрослела, хоть фото делай – какой вы будете через пять лет. Оделась построже – черные джинсы, серая водолазка, кардиган крупной вязки. Но все равно ее яркая красота пробивалась сквозь тусклый макияж, как работа мастера сквозь поздние наслоения.
На столе секретарши зазвонил внутренний телефон. Она сняла трубку. Выслушала, что ей говорили, обернулась к сидящим:
– Агния Кирилловна, проходите, пожалуйста.
Языческая богиня встала, с непроницаемым лицом пошла к двери.
Мне не хочется вспоминать, как слесарь из Мумбая открыл дверь и ушел, как мы с Павлом сначала недоуменно разглядывали пустой номер – незастеленную кровать, разбросанные пляжные шмотки, чашку с прилипшими ко дну чаинками. Надеялись, что Ерема просто вышел и вот-вот вернется. Но на сердце было тоскливо, руки холодны и влажны, а лицо Павла бледно, значит, и мое тоже. Но нам хотелось еще немного потянуть, еще немного не поверить. Мы даже присели на диван, поглядывая на дверь. Потом вдруг встали и ушли. Я занесла в свой номер черепашку. Павел нетерпеливо ждал внизу. Мы обошли весь пляж. Еремы не было. Обошли и городские лавки, его никто не видел. Снова пляж. Мы играли в какие-то жуткие прятки с пропавшим другом. Ходили по замкнутому кругу. Мне постоянно казалось, что стоило нам уйти, как Ерема приходил на это место. И мы снова возвращались туда, где уже недавно были. Вернулись в его номер, а из номера к бассейну. Прошли по всей территории отеля. До реки. Там и увидели…
Почему мы сразу не пошли сюда? Не знаю… Мне даже в голову не приходило искать на берегу. Может быть, потому, что я в первый же день предупредила его – это река мертвых…
Ерему прибило к берегу, он зацепился тенниской за прибрежные кусты. « Смерть… была неожиданной и странной, как все дела, которые он вел. Но его гибель предстояло расследовать уже другим…» – некстати всплыли в памяти заключительные строки его последней книги.
Мы с Павлом стояли и растерянно смотрели на труп. Еремей лежал на зеленой траве в своих светлых льняных брюках, перепачканных тиной, в разорванной бежевой тенниске и одном ботинке… В его облике была какая-то странность, но я никак не могла собраться с мыслями, сообразить, в чем именно.
– Да… – тихо сказал Павел, – как ему предсказали, так и умер. Точно, «завтра».
– При чем здесь «завтра»?! – повернулась я к нему. – Я звонила в полночь – он был живее всех живых. Спать собирался.
– Однако не собрался, – возразил Павел, – он ушел ночью. Индийское время на три часа опережает наше, московское. Так что его не стало именно «завтра».
Рядом с трупом уже суетились служащие отеля, врачи, полицейские. Мы потрясенно смотрели, как нашего друга уложили на носилки, с головой укрыли простыней и погрузили в фургон ногами вперед.
Так закончился мой незадачливый отпуск. Оставшиеся три дня нас с Пашей таскали в полицию, снимали показания. Экспертиза определила – смерть Еремы наступила после часа ночи второго декабря по местному времени. Значит, еще первого по московскому.
Больше мы с Пашей не ходили на пляж и не часто общались. Я тупо лежала в номере, бесцельно «листала» телеканалы, машинально кормила черепашку. Выходила только на завтрак и ужин да иногда в интернет-кафе.
Судя по новостям, смерть Еремея Гребнева наделала много шума. Издательство срочно готовило выпуск собрания его сочинений. Сайты пестрели сообщениями: « На Гоа неожиданно умер известный российский писатель». Информация была краткой – причина смерти неясна, ведется расследование, в Индию вылетел российский следователь по особо важным делам.
Пятого декабря, возвращаясь с завтрака, я увидела знакомую коренастую фигуру и лысину, в которую засмотрелось солнце. Навстречу мне шел Вячеслав Иванович Рикемчук – собственной персоной.
– Вот, значит, где вы отдыхаете?
Он деловито огляделся вокруг. Судя по всему, знал, что встретит меня. Я тоже без удивления смотрела на него.
– Василиса Васильевна, – если он называл меня по имени-отчеству, значит, был при исполнении, – вам не надо объяснять, почему я здесь?