В плену лживого солнца
Шрифт:
Аршухан встал напротив царицы.
– А если они видят её слишком хорошо? – произнёс он мрачно. – Мир сложно очистить от скверны. Начать нужно, иссушив её источник. Так говорят они все.
– Я скажу тебе, что хорошо они видят. Собственное убожество. И, чтобы оправдать свои преступные деяния, наделяют чертами своего уродства других. Не имея успеха, обращаются в бесов. Ты прав в одном – мир действительно сложно очистить от скверны. Только начать нужно с себя. И это касается всех. Тут избранных быть не может.
Высказавшись, она отвернулась.
– Меня всегда удивляли эти дикие звери, – безлико произнёс Аршухан.
– Раньше ты говорил другое.
– У меня было время к ним присмотреться.
Неросфет медленно повернулась.
– Как можно восторгаться трусливыми стайными убийцами, – произнесла она сдержанно. Но переполняющее царицу возмущение было слишком заметно.
Жрец долго смотрел на взволнованное лицо и, забывшись на миг, поднял руку в желании провести пальцами по шелковистой коже щеки. Как прежде, давно-давно… – немало прошло вёсен с той поры, как смолк пернатый вестник юности Тайир[22] – да так и не решился. Рука опустилась.
– Где ты, моя Неросфет? – произнёс он тихо. – Что он с тобой сделал, раз ты всё забыла?
Она отвернула лицо. Грудь поднялась и опустилась от тяжкого вздоха.
– Оставь прошлое прошлому, – попросила царица.
– Ты счастлива?
Он сосредоточенно изучал её профиль. И после горько улыбнулся.
– Не отвечай. Я вижу.
То, как сияли глаза Неросфет при каждом упоминании имени первого атона, не могли заменить никакие слова.
Приложив руку к груди, он коротко поклонился и, развернувшись, широким шагом покинул покои царицы.
____________________
[22] Тайир – вымышленная птица. В названии использовано имя, происходящее от слова «таира» («птица» в переводе с арабского). «Смолк пернатый вестник юности Тайир» – цитата из атонского мифа. По легенде, в которую верили атоны, Тайир пел для человека единожды – в день прощания с юностью. Считалось, что с его хрустальной трелью человек вступал во взрослую пору.
Глава 39
Первый день противостояния
За три дня до солнцестояния армия атонов подошла к границе Харахти. Правитель остановил коня[23] на краю склона, у подножия которого замерло готовое к столкновению войско, и оглядел широкую пустыню. Над священной землёй застыла непривычная тревожная тишина. Только с рыжих холмов, обдуваемых слабым ветром, с шорохом ссыпался песок.
За спиной протопали копыта, и, восседая на белом жеребце, рядом с правителем остановился подручный.
– Боуло уже рядом, Музаффар, – предупредил он, поглаживая шею взволнованного животного. Конь всхрапывал и беспокойно переступал под хозяином.
– Я слышу, Аббас.
Время от времени сквозь вкрадчивый шелест песка вдали оживал слабый
Вся живность дневная пропала. Даже редкая и мелкая – и та спешно убралась с равнины. Умчался и ветер. Только солнце продолжало равнодушно взирать с небес.
Пустынное мёртвое море с высоты огласил отрывистый крик орла. Скулы царя напряглись, по лицу прошла тень. Отразив дневное светило, синий взгляд Музаффара негодующе полыхнул огнём.
– Последний круг, – сообщил правитель и крепче сжал рукоять каскары.
Пыльное облако растянулось вдоль горизонта. Ногам лошадей передалась мелкая дрожь, заставив скакунов волноваться.
Хрупкий мир застыл в ожидании.
Неумолимое время отсчитало ещё один круг…
…и, преодолев последний рубеж, объединённая армия Боуло ворвалась на чужие земли.
С первым ударом копыт о пески вздрогнул ожидающий мир. Звуки вторжения разлетелись по бескрайним просторам.
– Приготовиться!!! – покатилось громогласное эхо.
По рядам неисчислимой армии атонов пробежала гудящая волна возбуждения и послышался лязг вынимаемых из ножен мечей.
Под открытым небом нарастал страшный гул. Стон земли распространился во все пределы. На взмыленных боках скакунов, несущих седоков в чёрных одеждах, золотом дрожало солнце. В глазах животных горело сатанинское пламя, сравнимое с адским огнём обезумевших воинов.
Глядя, как отряды противника переливаются через холмы, волнами штурмуя крутые барханы, Музаффар поднял меч. Солнечный луч острым бликом прошёлся по гладкому лезвию, и войско встряхнула мощная дрожь. Переполненные праведным гневом атоны рвались немедленно вступить в бой и разгромить покусившихся на священную землю Харахти.
Когда полчище чужаков приблизилась настолько, что на одеждах стали различимы символы имперских родов, пески между враждующими легионами вздрогнули и навстречу бесам поднялась плотная линия острозаточенных кольев.
Смаху налетев на преграду, лошади с истошным ржанием повалились на землю. Опрокинутых седоков накрыла с разгона вторая волна атакующих. Ряды бесов смешались. Давка повергла в смятение. Выравнивая строй, тёмные воины с проклятиями закружили на месте.
Улучив момент, Музаффар выпрямился в седле и направил грозное оружие на врага:
– За священную Aтон!!!
Под небом Харахти прокатился воинственный клич, и защитники мира неудержимой волной понеслись на объединённую армию.
Джахияне перескочили через затоптанных воинов. Обе линии с грохотом сшиблись, и половину переднего ряда бесов смело диким напором. Атоны сходу пустили в дело мечи. Их ураганный наскок оборотил атакующих в обороняющихся. Беспощадная рубка вмиг превратила светлый песок во влажно-кровавый. В общей массе, где сошлись рассвирепевшие воины, алым засверкали острые лезвия, и под копыта коней полетели отсечённые головы и конечности.