В плену у белополяков
Шрифт:
Шалимов пытался на своем замечательном польском диалекте завязать с ними беседу, но солдаты мучительно недоумевали, вслушиваясь речь Шалимова, обращенную к ним. Они ничего не понимали.
Мы прыснули со смеху.
— Ну, ладно, черт с вами! — махнул на них рукой Шалимов, достал из кармана папиросы и предложил пленным.
— Дзенькуем, пане, — отвечали те, но почему-то папирос не брали.
Шалимов усмехнулся, посмотрел на Петровского и сказал:
— Очевидно, добрые католики получили соответствующие
Я взял из коробки Шалимова папиросу и закурил.
Тогда один из пленных протянул к Шалимову руку и сказал:
— Як кто кце, а я закурю. Дай, пане, один цигарек.
Шалимов протянул ему пачку с папиросами.
За первым солдатом взял второй, а затем остальные.
Нас несколько удивила эта затянувшаяся церемония. Курьез очень скоро разъяснился. Оказалось, что польские офицеры внушали солдатам, что каждый красноармеец носит с собой пачку отравленных папирос, которыми угощает взятых в плен польских солдат.
— Товарищи, покурим и давайте двигаться, — заявил Шалимов.
Мы выделили из нашей группы пять человек, поручив им конвоировать пленных; одного послали с донесением к командиру роты, а с остальными двинулись ползком вперед.
Нам предстояло до прибытия всей роты точно обследовать местность и выяснить, с какой стороны лучше двигаться.
Было условлено не стрелять попусту.
Я оказался опять рядом с Петровским.
Удачный захват передовой заставы еще больше сблизил нас.
По правую руку от меня в цепи полз Исаченко. Теперь я уже знал, что оба они исключительно надежные товарищи, рядом с ними чувствовал себя хорошо, спокойно.
Издали доносился неясный шум, вероятно, мы очутились в районе расположения противника.
Стало светать.
— Вот досада, — сказал Петровский, — ведь наши не успеют подтянуться, пока темно, и провалится вся операция…
Нашего наступления останавливать нельзя, и в то же время надо было действовать так, чтобы поляки не знали, что мы находимся поблизости, иначе пришлось бы брать местечко с боя, так как враг успел бы подготовиться к обороне. Немцы из Свенцян ушли только накануне.
— Поляки ждут нас завтра к утру, мы же должны на них напасть сейчас, пока ночь еще не ушла. — сказал Шалимов, потом, подумав немного, обратился к Исаченко и добавил: — Беги в штаб, снеси донесение, потребуй, чтобы скорее подтянулись главные силы. Надо перейти в атаку сегодня же ночью.
На клочке бумаги Шалимов нацарапал донесение, с которым Исаченко быстро скрылся в предрассветной мгле.
Мы же решили пока залечь и дальше не двигаться. Надо было принять все меры, чтобы поляки не обнаружили нас.
Стали терпеливо ждать.
Время тянулось томительно. Прошло около часа напряженного ожидания. Шалимов уже стал тревожиться.
Наконец
— Ну, что? — прошептал Шалимов.
— Вторая рота уже обошла левый фланг противника и заходит ему в тыл, наши двигаются сюда, минут через двадцать прибудут, и сразу же пойдем по направлению к местечку, — торопливым шепотом сообщил он нам, едва сдерживая свою радость.
— Наконец-то пойдем в атаку! — обрадовался Петровский.
От пленных, которых мы захватили в передовой заставе, нашим удалось в штабе полка очень много узнать.
Исаченко поделился с нами всеми подробностями и новостями, услышанными им в штабе.
Пошли предположения об исходе боя.
— Хоть бы уж поскорее, а то зря торчим, — нетерпеливо заерзал Петровский.
— Они сейчас подойдут, — уверенно сказал Исаченко. — Не волнуйтесь, ребята, все теперь будет в порядке, сам собственными глазами все видел и слышал.
Ждать действительно пришлось недолго. Уже через десять минут из-за кустов вынырнула цепь красноармейцев, продвигавшихся ползком в нашем направлении.
Один из них подполз к нам вплотную и осведомился, где товарищ Шалимов.
— Вот приказ, — сказал он.
Шалимов взял у него клочок бумаги, на котором ротный командир писал:
«Товарищ Шалимов, двигайтесь вперед до тех пор, пока можете оставаться незамеченными, после чего остановитесь и ждите подхода главной цепи: мы будем вслед наступать, не останавливаясь. О своих наблюдениях доносите».
— Ну? — нетерпеливо опросил Петровский, пока Шалимов разбирал каракули.
— Вперед, — ответил ему вдруг ставший серьезным Шалимов.
— Значит, вперед? — переспросил Петровский Шалимова.
Последний не ответил.
Цепь раскинулась и двинулась дальше; до Подбродзе оставалось не больше трех километров.
Мы ползли быстро, гораздо смелее, чем раньше, и через полчаса такого «черепашьего» движения установили, что нам уже дальше двигаться нельзя: из-за горки уже ясно проступали очертания местечка.
Остановились и стали ждать прихода своих. Вдруг раздалось несколько беспорядочных выстрелов.
Мы все в тревоге обратились в сторону, откуда шла стрельба. Неужели нас обнаружили поляки?
За Подбродзе взвивались клубы дыма, затем огненные языки появились высоко в воздухе, в самом местечке, видимо, заволновались.
— Вперед, в атаку!
Сзади нас выросла цепь красных бойцов.
— Ура, ура! — раздалось с разных концов.
Мы наступали организованно. Наши две роты влились в цепь и бросились в атаку. Поляки, как мы и предполагали, не ожидали такого стремительного наступления, не выдержали и в беспорядке отступили из Подбродзе, оставив большое количество пленных, продовольствия, фуража и военных припасов.