В плену вожделения

Роут Александра

Глава 6

Ева зашла в квартиру и снова ощутила горечь. Глеб, который нежился под теплым одеялом, даже не подозревал, что его девушку мог подвозить какой-то мужчина. Он думал, что эта стервозная гарпия может только отталкивать людей своей наглостью и чрезмерной самовлюбленностью, поэтому сладко утопал во снах, считая себя пострадавшим.

Она сняла с себя куртку, пропахнувшую табаком и древесными нотами автомобиля Мирона. Она поднесла ее к носу и вдохнула полной грудью, пытаясь задержать последнее воспоминание о приключениях, связанных с ним.

–

Что ты делаешь? – спросонья спросил Глеб, смотря на то, как Ева обнюхивает свою куртку.

– Вкусно пахнет, – тихо ответила она. – Хочешь? – она с улыбкой протянула ему кожаную куртку.

– Чертова наркоманка! – он встал с кровати, как девушка двинулась на него.

Глеб сделал шаг назад, видя мерцающие частички гнева в глазах Евы. Он боялся. Ее злость одурманивала с силой падающего метеорита, и он прекрасно знал, какие последствия могут нести за собой ее нестабильное поведение и наплевательское отношение.

– Следи за языком, – она подняла нос, поставив своего собеседника ниже себя.

Они были с Глебом примерно одного роста, что часто ее напрягало. Тревожило также и то, что он совершенно отказывался заниматься спортом, ведь форма была потеряна уже очень давно. Появился живот, свойственный мужчинам за полтинник, но никак не молодому парню. Столько раз она предлагала ему пойти в зал вместе. Ей хотелось поддерживать его, ценить, но каждый раз она натыкалась на противостояние и заученный ответ: «У меня нет проблем». А проблемы были. Причем их было видно всем, кроме него самого. Ева никогда не чувствовала себя с ним в безопасности. Напротив, ей казалось, что если они будут идти по улице, освещенной ночным фонарем, и к ним кто-нибудь решит подойти, на его защиту встанет она. Только она будет отстаивать границы, доходя до словесной перепалки или, не дай бог, до рукоприкладства. Глеб был труслив, что частенько отрицал. Но Ева выжимала его, как апельсины в соковыжималке, говоря ему в лицо о его боязливости, колебании и отсутствии храбрости. Ее прямолинейность делала из него отбивную, чем нельзя гордиться. Но так она отыгрывалась за свою потерянную радость, за опущенные руки и за пустоту, обретенную в ореоле безвозмездного бытия.

– Это ты мне говоришь?! Мне следить за языком?! Это ты постоянно кричишь, оскорбляешь, кидаешься на меня, словно я испортил тебе всю жизнь! А я просто хочу нормальных отношений! Ты дома то не появляешься! Постоянно где-то, с кем-то, но не со мной! Приходишь сюда только переночевать!

– А что ты делаешь для нормальных отношений? – она стояла спокойно, пока внутри возрождался демон, нашептывающий наказ «кинуться в бой». – Что ты делаешь для того, чтобы я никуда не уходила?

– Я кормлю нас, – твердо ответил он. – Хочу, чтобы мы ни в чем не нуждались, понимаешь? Я пашу на работе, как проклятый, лишь бы обеспечить нам достойное проживание в следующем месяце. А ты ни черта не ценишь!

– Ты это делаешь только для себя. Продукты, которые ты покупаешь, съедаешь ты один. Захотел сделать себе новую татушку – пошел и сделал. И почему-то в этот момент ты не думаешь о том, на что нам жить в следующем месяце. Просишь платить меня за половину съемной хаты, забывая, что мне есть где жить. Потыкаешь мне работой, чтобы я помогала тебе выжить. ТЕБЕ. Кричишь о «нас», о нашем будущем, но заботишься только о своих прихотях. Так скажи… Что мне ценить?

Москва не была родным домом Глеба. До восемнадцати лет он жил в Мурманске, а потом переехал в столицу, чтобы отучиться и начать строить карьеру. Ева же была коренной москвичкой. И когда

их отношениям с Глебом стукнуло полтора года, она предложила ему пожить у нее, заранее попросив разрешение у родителей на нового сожителя. Они согласились, но через год, не видя потенциала и желания работать у парня дочери, отец Евы принял решение отказать ему в дальнейшем сожительстве. Тогда Глеб с Евой решили снимать квартиру пополам. Такие условия продлились ровно два года. А потом родители Евы отказали ей в деньгах на квартиру.

– Если мужчина хочет жить с женщиной, то пусть берет на себя хоть какую-то ответственность, – сказал ей тогда отец.

Она понимала, что папа прав. Все люди любят идти на все готовое, не задумываясь, что для создания даже самого крохотного мирка нужна копейка. И когда у Евы закончилась эта последняя копейка, начались ссоры. Глеб начал возмущаться, что тянуть одному двоих очень тяжело. На что Ева начала всегда припоминать ему, как тот сидел на шее ее родителей.

– Ничего. Все, не хочу больше с тобой разговаривать, – Глеб потер виски и ушел в ванную.

Ева грустно улыбнулась, сжимая кожаную куртку в руках. Он снова ушел, оставив разговор на половине пути. Она так хотела с ним спокойно поговорить, обсудить проблемы и, возможно, найти им решение. Но каждый говорил о своем. Каждый считал себя жертвой. Ева знала, что где-то она была не права. Да, она видела его старания, целеустремленность, но ей больше не хотелось его возвышать, потакать ему. Она больше не требовала ничего взамен. Не выпрашивала комплименты, не просила подарить цветы. Ведь один раз он ей сказал:

– Хочешь розу? Пойди заработай и купи.

Это было так больно и смешно одновременно. Слова, сказанные в порыве его злости, унесли Еву далеко от воздушного замка, который уже давненько не грел мысли. Но так хотелось снова окунуться в моменты бабочек, седьмого неба и грез, а оставалось только горе. Немыслимое горе отчужденной женщины, думающей, что разбитое корыто никогда больше не склеить.

Любовь опрокинула ее, отняв силы на подъем. Единственной радостью оставались сигареты, алкоголь и таблетки. Они одни были ей верны. Только они ее спасали. И только они не давали ей пускать слезы, от которых нельзя было скрыться. Они душили, но не выбирались наружу. Она держала их в ежовых рукавицах, приручила, как маленькое домашнее животное, мысленно наслаждаясь победой на войне со своими собственными инстинктами.

Глеб вышел из душа и остановился, смотря на девушку, которая стояла на том же месте.

– Давай не будем ругаться, – он притянул ее к себе. – Я очень сильно тебя люблю.

Ева утопала в его объятиях, не чувствуя ничего. Каждый порыв двух сердец, из которых одно разбитое, всегда заканчивался извинениями и признанием в любви. Только когда этих извинений слишком много, их цена внушительно падает. Речи о любви больше не цепляют. Остается только физический соблазн. Его преимущество в том, что он бесконечен, ведь он единственный держал Еву на поверхности.

Она поцеловала его в губы с верховной властью, цепляясь за разгоряченные щеки, покрытые холодными каплями воды. Она так жадно утоляла свою потребность кинуться в омут похоти, отдавая Глебу свое тело, последнее, что у него от нее осталось. Поцелуй был жарким, насыщенным, но как только она потянула его за собой ближе к кровати, Глеб медленно отпрянул.

– Ева, не сейчас, – тихо сказал он. – Мне надо собираться.

– Еще же есть время, – она посмотрела на него, ожидая ответа на согласие, но он просто поцеловал ее в лоб.