В погоне за «Босфором»
Шрифт:
– Благодарю, – поклонился Ордынцев. – Я пришлю к вам поверенного с проектом брачного договора, мне хотелось бы подписать его как можно быстрее.
– Зачем спешка? – удивилась Софья Алексеевна.
– Ваша дочь выразила пожелание обвенчаться через три дня, то есть девятого сентября, а на следующий день быть представленной обществу в качестве моей княгини на балу у герцога Девонширского.
– Надин!.. – Софья Алексеевна вложила в имя дочери все отчаяние материнской души. Она так старалась спасти девочку от ошибки, а та сама спешила затянуть брачные путы. Графиня посмотрела
– Мне хочется именно этого, если князь согласен выполнить мое желание, прошу мою семью пойти навстречу нашему общему решению.
– Мы даже не успеем сшить платье, – осторожно напомнила графиня Кочубей, прикусившая язык, глядя на эту битву характеров.
– Мне не нужно нового платья, – равнодушно пожала плечами Надин, краска уже сбежала с ее лица, и она успокоилась, – и праздника никакого устраивать не будем. Пусть нас обвенчает отец Иоанн в храме Дмитрия Солунского напротив нашего дома, а на церемонии я хочу видеть только вас, ну, и Виктора Павловича, конечно.
– Мой муж будет посаженным отцом, – вмешалась графиня Кочубей, – а кто будет шафером?
Сдавленные рыдания Софьи Алексеевны стали ей ответом. Поняв, кого хотела бы видеть шафером на свадьбе своих дочерей несчастная женщина, Мария Васильевна тут же осеклась и замолчала, а Надин бросилась обнимать мать.
– Все наладится, – шептала она, – скоро вы увидите Боба, а это самое главное.
– А как же ты? Ты приносишь себя в жертву.
– Никаких жертв, – так же тихо, чтобы ее слышала только мать, ответила дочь. – Князь – самая блестящая партия сезона, вы помните, я пообещала всем именно такую полгода назад. Мне нужно лишь это.
Надин зря надеялась, что никто кроме матери ее не услышит, жених острым слухом моряка тоже разобрал ее шепот. Ничего нового он не услышал, иллюзий относительно душевных качеств своей невесты он не питал, но все равно стало до омерзения противно. Вот так вот – мнишь себя личностью, а девицы считают тебя всего лишь обычным денежным мешком.
Дмитрий поспешил свернуть разговор. Он получил от старой графини мерку для обручального кольца Надин, коротенький список гостей со стороны невесты и откланялся. Раздражение его грозило перерасти в бешенство: невеста явно собиралась продемонстрировать всему свету, что идет за него по принуждению и из-за денег.
«Кем они меня выставляют? Слугой при нищем? – грызли его тяжелые мысли. – Ну, в этом драгоценная Надин и ее семейство просчитались».
Никаких демонстраций он не допустит. Его невеста пойдет под венец как положено – в белом платье и фате – и вести себя будет так же, как и другие новобрачные.
Дмитрий отправился на Кузнецкий мост, купил там фату и самое дорогое – расшитое множеством мелких жемчужин – подвенечное платье. Покупки вместе с двумя французскими модистками он сразу же отправил в дом своей невесты и наконец-то успокоился. Хватит терзаться, когда все уже случилось.
Как же удачно все получилось! Новый военный министр и свежеиспеченный
– Господи, пусть все теперь надолго останется таким, как есть, – тихо попросил он и перекрестился.
Память тут же подкинула Александру Ивановичу воспоминания о тех несчастных, чьи судьбы стали дровами в топке его честолюбия, и суеверный страх сразу же ткнул его клювом в висок. Неужто придется платить за былые подлости и предательства нынешним своим благополучием?
«Мама всегда говорила, что не нужно делать людям зла, и ничего плохого с тобой не случится, – вспомнил Чернышев. – Но ведь это – иллюзии для дураков. Среди сильных мира сего эти законы не действуют».
Устыдившись глупого суеверия, Александр Иванович отогнал тревожные мысли и направился в спальню жены. Супруга, очень похорошевшая после родов, теперь даже интриговала Чернышева как женщина, и он с любопытством предвкушал, какой он ее сейчас увидит. Жена оправдала наилучшие ожидания: в атласном платье цвета слоновой кости и в роскошном бриллиантовом гарнитуре она выглядела очень достойно, ничуть не хуже, чем признанная красавица – жена Бенкендорфа.
Новоиспеченный граф улыбнулся супруге, и та заторопилась, по-семейному просто попросив:
– Сейчас, Алекс – еще пара минут, и я буду готова. На столе лежит письмо от кузины Софи, на конверте написаны оба наших имени, вскройте его сами.
– Можешь не торопиться, – разрешил Чернышев и взял со стола конверт. На нем действительно значились два адресата – он и жена. Александр Иванович сломал печать и развернул письмо. Софья Алексеевна сообщала, что ее дочь Надежда приняла предложение князя Ордынцева, и венчание состоится завтра в три пополудни в храме Дмитрия Солунского на Страстной площади.
– Что пишет Софи? – полюбопытствовала жена, надевавшая с помощью горничной длинные перчатки. – Надеюсь, что у них все хорошо?
– Лучше не бывает, – отозвался Чернышев, – Софи вторую дочь замуж выдает, нас зовут в церковь, завтра в три часа. Поедешь?
– Конечно, – обрадовалась Елизавета Николаевна, – а кто жених?
– Князь Ордынцев. Самый богатый холостяк в стране, если не считать графа Шереметева – повезло девчонке.
– Не нужно так говорить, Алекс, – попросила его жена, – Надин – прекрасная девушка, она заслуживает счастья, и хорошо, что жених – богатый человек, ведь семья лишилась всего, даже приданое дочерям еще не вернули.