В поисках Белой ведьмы
Шрифт:
– Я вырос среди людей, которые думают, что звезды это глаза богов, или светильники душ, или души погибших воинов, светящиеся своей славой перед смертью. Теперь мне говорят, что звезды – это только другие миры или пламенные сферы, как Солнце. Это большое разочарование для меня.
Она засмеялась. Приятный смех, как будто яркая рыбка выскочила из затененной глубины безжизненного пруда.
– Откуда ты узнала все это? – спросил я.
– Однажды Карраказ побывала в гостях у людей, которые знали наверняка, что Земля круглая и вращается.
– Не сомневаюсь, что ей представили доказательства, – сказал я.
– Я тоже так думаю.
– Ну, – сказал я, – она набила твою голову отличными историями.
– Подумай,
От дальнего берега дул холодный ветер, вырывавшийся из пасти высокого серебряного облака над горой. От ветра ее волосы развевались у нее за спиной, как языки пламени. Клянусь, я никогда не видел ничего более красивого, чем она, ступающая по темному океану, темнее, чем вода, но бледнее, чем звезды, с волосами, как крылья распростертыми по ветру.
– Если ты веришь в это, – сказал я, – то я тоже поверю.
– Ты поверишь в то, – сказала она, – что я рассказала о Карраказ?
– Я, честно, буду верить в то, во что веришь ты. Но что до меня, я должен получить объяснения из ее собственных уст.
После этих моих слов Рессаверн замолчала. Мне хотелось, чтобы она поговорила со мной, потому что мне нелегко было воспринимать ее рядом с собой, если она не говорила своим мелодичным голосом. Она выглядела нереальной, или, что было еще хуже, более реальной, чем все остальное, скорее как легендарные руины города выглядели бы реальнее, если бы я стоял в космосе, до того как были сотворены море, берег и небо. Мне не понравилось воздействие, которое оказывала она на меня. Идя на встречу с хозяйкой этих владений, я не мог позволить себе опуститься на колени перед ее рабыней. Я сказал:
– Рессаверн, расскажи мне хотя бы, как она попала сюда и начала свою воспитательную работу.
И вот, пока мы шли по воде и, спустя некоторое время, вышли на берег, она рассказала мне о Белой горе и моей матери. Злясь на себя, я жадно ловил каждое слово, голодный до новостей, которых ждал двадцать один год. Однако я сразу же заметил, что тон, которым Рессаверн теперь произносила имя Карраказ, выдавал нежность и уважение. Казалось, что во время повествования дочь превращается в мать. Рессаверн восхищалась ею и одновременно жалела ее. И вдруг мне стало интересно, к какому сословию волшебников она восходит и не пришел ли я к ней слишком поздно.
Карраказ, потерянная дочь Сгинувшей Расы, каким-то чудом, затянувшимся оцепенением, выжила в смерти, унесшей ее народ. Она прошла через самые разные заблуждения и через все круги ада, чтобы понять, кто она. Это было время борьбы. Она забрела на северные земли, затем пошла на юг и там, где-нибудь около Бар-Айбитни или Симы, она услышала рассказы моряков о западных землях, о руинах, сокровищах и о белокурой расе. Для нес это было слишком большое искушение, чтобы устоять перед ним. Какой-нибудь предшественник Джари отвез ее на запад. Возможно, ее путешествие удалось в большей мере, чем мое.
Она добралась до развалин Каиниума. Ей показалось, что она видела их раньше и узнала в них постройки своих предков. Испытав однажды ужас таких мест, она боялась Потерянных и того, что их кровь течет в ней. Со временем она сбросила этот ужас как старую кожу. Каким-то причудливым образом она даже чувствовала ностальгию, бродя среди остатков величия всего того, что сохранилось от мест ее детства.
В окружающих деревнях постепенно узнавали о ее существовании. Интуитивно к ней стремились за исцелением. Вскоре она встретила брошенного белокурого ребенка. (Я прервал Рессаверн, чтобы спросить, не она ли была этой самой первой, самой старшей лекторрас. Я хотел подловить ее, но она улыбнулась
Карраказ не любила детей. Она почти не общалась с ними и делала это исключительно для того, чтобы к ним не привились никакие догмы или правила общества варваров или цивилизованных людей, чтобы никакая несправедливость не победила их. Она могла читать в их умах и делала это. Они не знали, что такое разочарование. Все, что могло воспрепятствовать психическому наследству, держалось под замком. Любовь к жизни, праздник тела и разума, девственная чистота и бесстрашие рассуждений, это был рог изобилия, из которого она щедро поливала их. Она дала им все то, в чем так небрежно отказала мне. Они должны были бы стать лучше, чем стали.
Однако это храбрость – наблюдать со свободной, совершенной и яркой горы за тем несвободным, несовершенным, скучным и скованным миром. Она не рассчитывала, что так случится, так же как не предполагала, что в них проявится их биология. До этого они были только счастливы, теперь же, видя несовершенство внешнего мира, заметили, что они боги.
Слушая рассказ Рессаверн, я понял, что она смотрит на жизнь глазами своей матери-ведьмы и что разделяет вину Карраказ, ее зловещую печаль и сожаление.
О самой Рессаверн в этой истории не было сказано ни слова. Полагаю, она скрыла от меня, что тоже ребенок этой колдуньи, потому что убеждена, что я тогда отнесусь к ней враждебно. Казалось, она могла бы понять, что я не споткнусь на этом откровении, раз мы были так непохожи по внешности. Я подумал о ее отце, размышляя, была ли знакома с ним моя сестра и презирала ли она его так же, как какого-нибудь смертного. Она упоминала об очищении огнем, но в этой удобной и безопасной жизни не было места трудностям.
То, что ее назначили руководительницей лекторрас, не требовало доказательств. К этому времени мы достигли берега острова. Длинный шлейф кристаллического льда тянулся из прибрежных скал, купающихся в прозрачной темноте ночи. Серебряные кучевые облака осели на горную вершину. Все выглядело так, будто масрийский художник рисовал какую-то святую гору с вершиной, утопающей в белых облаках. Несомненно, это таинственное место подходило для своей роли.
Я ступил на пляж и спросил Рессаверн:
– Почему Карраказ избегает континента? Почему она так боится покидать свою цитадель и посылает тебя вместо себя?