В поисках будущего
Шрифт:
Я просто хотел бы сказать хоть кому-нибудь правду, понимаете? Хоть одному человеку – все лучше, чем хранить это в себе. Я чувствую, что схожу с ума. Я не только должен молчать обо всем этом, я даже не могу никому сказать, что это не мой ребенок: ни Лили, ни даже Аманде.
И Аманда начала себя холодно со мной вести. Она не совсем меня от себя прогнала, но определенно она ведет себя странно и отчужденно. Она ни разу не написала мне на каникулах, и с тех пор, как мы в школе, она странно держится. Я знаю, это все из-за Марии и этой истории с ребенком, но я не знаю точно почему. Я имею в виду, я не виню ее, что она считает меня идиотом,
Мы стоим в подземельях после завтрака, ждем, пока профессор Монтагю спустится и впустит нас в кабинет. Здесь внизу еще немного людей, так что небольшой выбор, с кем можно поболтать. И она меня не игнорирует, она просто обращает мало внимания, когда я пытаюсь с ней заговорить. Вместо этого она уставилась в учебник зелий, как будто перепроверяет что-то в последнюю минуту, вот только я знаю, что это не так, потому что у нас нет экзамена или чего-то вроде, так что ей незачем учить.
– Если снега будет совсем много, и они отменят матч Гриффиндора и Рейвенкло, как ты думаешь, они перенесут его на конец месяца, пусть даже у Рейвенкло уже запланирован другой матч?
Она пожимает плечом:
– Не знаю, – отвечает она без энтузиазма. – Может быть.
«Может быть». Даже не сказала «наверное, да» или «наверное, нет». Потрясающе.
– Ну, будет хреново, если придется перенести надолго, верно? – продолжаю стараться я. – Я имею в виду, команда уже в форме сейчас.
– Ага.
И тут я сдаюсь. В этом нет никакого смысла. Она явно не в настроении разговаривать, по крайней мере, не со мной. Но это уже не имеет значения, потому что спустя секунд пять на лестнице раздается довольно громкий стук двух пар каблуков. Это Лили и Лидия, и их туфли слишком, слишком непрактичны для каменных лестниц. Эван Скотт подходит и пытается взять Лили за руку, когда она проходит мимо, но она вырывается и идет прямо туда, где стоим мы.
– Доброе утро, кузен! – радостно говорит она, быстро целуя меня в щеку, а потом протягивая руку, чтобы стереть пятно от помады. Она оборачивается на Аманду, которая смотрит на нее так, будто у той шесть голов. – Привет, Аманда!
– Иди к черту, Лили.
Лили усмехается, и очевидно она чересчур развлечена таким ответом:
– Психуешь этим утром, а?
– Нет, – отвечает Аманда, не выжидая и секунды, – это моя нормальная реакция, когда я встречаю жалких шлюх.
Несколько человек присвистывает, а кто-то хихикает (хотя я понятия не имею кто). Лили, к ее чести, сохраняет совершенно невозмутимое выражение лица и лишь просто продолжает усмехаться. Она ждет около секунды, а потом улыбается еще шире:
– Извини, Аманда, я забыла, как тяжело тебе приходится. Последняя девственница нашего курса и все такое… Боже, даже моя маленькая кузина – шлюха в сравнении с тобой. У нее больше опыта, чем у тебя, а ведь ей тринадцать – теперь смотрят все, и раздается еще больше хихиканий. – Ты ведь понимаешь, насколько ты жалка, верно, милая? Ты, не я.
Аманда не отвечает сразу. Она просто смотрит на Лили тяжелым взглядом, и ее щеки немного розовеют. Наконец она собирается с мыслями и находит ответ:
– А ты понимаешь, что единственное, что в тебе нравится людям, это твоя фамилия, а?
– Нормально, Аманда, я привыкла, что люди мне завидуют.
Аманда издала что-то среднее между коротким смешком
– Ты спятила. Если бы я кому и завидовала, то кому-нибудь хоть с капелькой мозгов и намеком на глубину. Уж точно не пустой, хвастливой, лживой, тщеславной суке.
– Ого, – покачала головой Лили, но стандартная усмешка с ее губ не сошла. – Не надо быть такой гадкой, я пыталась быть дружелюбной. Мама говорит, я должна больше заниматься благотворительностью.
Ну, теперь вам любопытно, почему я просто тут стою и совершенно ничего не делаю, но на это есть хороший ответ – я их обеих ужасно боюсь. И вместе, и по отдельности. Что еще хуже, они обе ждут, что я встану на их сторону и начну заступаться за одну из них против другой, а я к этому не готов. Ни для кого из них. Честно, они обе до ужаса жуткие, и мне не достает смелости пойти против любой из них, даже чтобы пойти заступиться за другую.
Аманда так смотрит на Лили, что, если бы взгляды могли убивать, моя кузина уже лежала бы мертвой на полу, но Лили лишь смеется, словно ничего особенного не случилось и перебрасывает волосы за плечо. Она снова оборачивается ко мне и обращается так, будто по какой-то причине старается, чтобы ее все услышали:
– В любом случае, Хьюго, – жизнерадостно говорит она. – Ты нравишься Люси. Не хочешь с ней пообедать или что-то вроде?
Мои щеки начинают гореть, уверен, за секунду они станут ярко-красными. Это было бы не так плохо, если бы весь класс на меня не смотрел, но так как они смотрят, это довольно неудобно. Не говоря уже о том, что меня ни чуточки не интересует Люси Хендерсон, так что не знаю, почему Лили вдруг задалась этой целью. Подозреваю, это только потому, что она ненавидит Марию и думает, что я должен быть с кем-нибудь, кого она считает приемлемой.
– Просто оставь это, Лили, – бормочу я, желая, чтобы другие перестали пялиться.
– Ну, я просто пытаюсь тебе помочь, – спорит она. – Ты никогда не общался ни с одной приличной девушкой, кроме меня, – она говорит это очень многозначительным тоном, так что нужно быть самым тупым на планете, чтобы не понять, на кого она намекает и о ком говорит.
Объект ее оскорблений с ненавистью смотрит на нее, и мне хочется умереть. К счастью, думаю, именно в эту секунду решает заявиться Монтагю. Он не обращает на нас внимания, конечно, потому что он ненавидит все, связанное с Гриффиндором и его обитателями, проходит мимо и открывает дверь в класс. Другие учителя придержали бы дверь, чтобы мы могли войти, но он заходит прямиком в кабинет и захлопывает ее за собой.
Мы заходим за ним и рассаживаемся на те же места, что занимали в предыдущие годы. Конечно, есть несколько различий, потому что Лили наконец замечает Эвана Скотта. Она садится с ним, и Лидия моментально теряется, прежде чем сесть за стол с обычным напарником Эвана, Питером.
Зелья так же скучны, как всегда. Монтагю обращается с нами, как с ничего не стоящими кусками дерьма, и как всегда мои одноклассники стараются превзойти один другого, пытаясь его разозлить. Никто из нас не собирается сдавать ПАУК по зельям, потому что никто и внимания не обращал на учебу с тех пор, как все поняли, что учителя ничего больше сделать не могут, кроме как наорать на нас и назначить взыскание. Странно, как внезапно вы вдруг перестаете бояться взрослых и понимаете, что можете делать все, что хотите. Думаю, мы вступили в эту стадию года три назад, и с каждым днем становится все хуже.