В поисках любви

Митфорд Нэнси

Потом в один прекрасный день вдруг обнаружилось, что армия англичан существует. Весть об этом принесла такое неимоверное облегчение, как если бы война уже кончилась, и кончилась победой. Вновь появились Альфред, Боб и Мэтт, и маленький Робин, и так как в это же время прибыло много французских военных, у Линды вспыхнула безумная надежда, что, может статься, и Фабрис среди них. Целыми днями она просиживала у телефона, и когда он звонил и оказывалось, что это не Фабрис, выплескивала свою ярость на незадачливого собеседника — я знаю, потому что испытала это на себе. Она так яростно накинулась на меня, что я выронила трубку

и тотчас поспешила на Чейни-Уок.

Я застала ее за разборкой огромного сундука, который только что пришел из Франции. Никогда я не видела ее такой красивой. У меня дух захватило — вспомнились слова Дэви по приезде из Парижа, что Линда наконец-то оправдала надежды, которые подавала девочкой, и стала красавицей.

— Ну как, по-твоему, он сюда попал? — сказала она, смеясь и плача. — Что за невероятная война! Сию минуту доставили с Южной железной дороги — расписалась по всем правилам в получении, будто ничего такого не происходит — фантастика! Какими ты судьбами в Лондоне, птичка?

У нее, кажется, совсем вылетело из головы, что полчаса тому назад она говорила со мной — а точнее, накричала на меня — по телефону.

— Я здесь с Альфредом. Он приехал получать новое снаряжение и кроме того у него ряд встреч с разными людьми. Очень скоро ему, вероятно, опять ехать за границу.

— Молодчина какой, — сказала Линда, — тем более, что ему вообще не обязательно было идти в армию, сколько я понимаю. Что он рассказывает про Дюнкерк [95] ?

95

Порт на севере Франции, откуда в мае-июне 1940 года эвакуировали союзные войска.

— Говорит, напоминало страницы из «Спутника бойскаута» — можно подумать, он очень увлекательно проводил там время.

— Все они так — вчера у меня были наши мальчики, ты бы их послушала! Конечно, они, пока не высадились, не сознавали, в каком были отчаянном положении. Ох, как чудесно, правда, что они снова тут? Знать бы только еще… знать, что с твоими друзьями французами… — Она покосилась на меня из-под ресниц, как будто собираясь поведать о своей жизни там — но, очевидно, раздумала и вновь принялась за свой сундук. — Вообще говоря, эти зимние вещи придется опять сложить обратно в коробки. В моих шкафах им просто не хватит места, но ничего, — все-таки будет мне занятие, и потом, приятно их увидеть снова.

— Их надо вытряхнуть, — сказала я, — и просушить на солнце. Они могли отсыреть.

— До чего ты умная, душенька, и все-то ты знаешь.

— Откуда у тебя щенок? — спросила я с тайной завистью. Я столько лет мечтала завести бульдога, но Альфред упорно не давал, ссылаясь на то, что они храпят.

— С собой привезла. Такой золотой собаки у меня никогда не было, так старается угодить, ты не поверишь.

— Послушай, но как же карантин?

— А я под шубой, — лаконично объяснила Линда. — Надо было слышать, как он ворчал и сопел — стенки дрожали, и я тоже, от страха, но он вел себя образцово. Хоть бы разок шелохнулся. Да, кстати, раз уж мы о щенятах — эти гнусные Крисиги отправляют Мойру в Америку — характерно, скажи нет? Я очень крупно поговорила с Тони, чтобы мне дали с ней повидаться до отъезда, я как-никак ей мать.

— Вот этого мне никогда не понять

в тебе, Линда.

— Чего?

— Как ты могла так чудовищно обходиться с Мойрой.

— Оно тупое, — сказала Линда. — Неинтересно.

— Да, знаю, но вся суть в том, что дети — они как щенята, если ими не заниматься, доверить их воспитание егерю или конюху, то вспомни, какими они растут тупыми и неинтересными. То же самое дети — если хочешь добиться от них чего-то путного, нужно дать им гораздо больше, чем только жизнь. Мойре, бедненькой, ты ничего не дала, кроме этого жуткого имени.

— Ах, Фанни, разве я не знаю! Сказать тебе правду, у меня где-то в глубине всегда таилось подозрение, что не миновать мне рано или поздно сбежать от Тони, я не хотела слишком сильно привязываться к Мойре или ее привязать к себе. Она могла бы удержать меня, я просто не посмела допустить, чтобы меня что-то удерживало при Крисигах.

— Бедная Линда.

— Нет, не жалей меня. У меня было одиннадцать месяцев полного, безоблачного счастья, — столько, я думаю, наберется у очень немногих даже за долгую-предолгую жизнь.

Я тоже так думала. Мы с Альфредом счастливы — так счастливы, как только возможно в браке. Любим друг друга, подходим друг к другу во всех отношениях духовно и физически, не знаем денежных затруднений, нам хорошо вдвоем и у нас трое замечательных детей. И все-таки, если разбирать мою жизнь день за днем, час за часом, окажется, что вся она как бы состоит из вереницы мелких неприятностей. Няни, поварихи, нудные и нескончаемые заботы по дому, детский гам, от которого лезешь на стенку, однообразный до одури лепет малышей (буравчик, сверлящий тебе мозг), полная их неспособность занять себя чем-нибудь самостоятельно, их неожиданные пугающие болезни, не столь уж редкие приступы скверного настроения у Альфреда, неизменные его жалобы за столом, что пудинг опять невкусный, привычка вечно пользоваться моей зубной пастой и давить на тюбик посередине. Все это — слагаемые брака, насущный хлеб нашей жизни — простой, грубого помола, но питательный. Линде досталось вкушать нектар, а это — пища богов.

Вошла старушка, которая открывала мне дверь, спросила, все ли это на сегодня — если да, то она пойдет домой.

— Да, все, — сказал Линда. — Миссис Хант, — пояснила она, когда та ушла. — Потрясающий дост, приходит ко мне каждый день.

— Почему тебе не поехать в Алконли? — спросила я. — Или в Шенли. Тетя Эмили и Дэви были бы только рады, и мы с детьми тоже приедем, сразу, как я провожу Альфреда.

— В гости как-нибудь — с удовольствием, когда получше пойму, что происходит, но пока я должна быть здесь. Ты им кланяйся от меня, тем не менее. Такая масса всего накопилась, что нужно рассказать тебе, Фанни, — сейчас забраться бы нам с тобой, по-настоящему, в достов чулан, да не на часок и не на два…

После долгих колебаний Тони Крисиг и его жена Пик-си разрешили Мойре поехать повидаться с матерью перед тем как покинуть Англию. Ее привезли на отцовской машине, которой по-прежнему правил шофер в униформе — не той, какую носят в армии. Это была некрасивая, застенчивая кубышка — ни единой черты хотя бы отдаленного сходства с Радлеттами; проще сказать — вылитая Гретхен.

— Какой симпатичный щеночек, — проговорила она неловко, когда Линда поцеловала ее. Ей было явно не по себе. — Как его зовут?