В поисках любви
Шрифт:
Я не узнаю, пока не попробую.
— Это Оксана, — Сашка подводит Волшебника ко мне. Держит его за руку. — Знакомьтесь.
— Очень приятно, Волшебник, — он улыбается желтизной зубов, и я, будто во сне, протягиваю ему руку.
Он тут же вырывается из Сашкиных объятий, словно оживший огонь, увидевший сухую ветвь.
Боюсь обжечься.
Но искры его губ холодные. Не чувствую их прикосновений.
— Ок…сана.
Говорят, что общаться с психологами проще простого. Вранье. Не могу сказать ему ничего, кроме имени.
— Оксане
— Вот как? — смотрит на меня. — Какие у вас красивые, зеленые глаза. И ведь это не линзы?
Мотаю головой. Горло забито стуком взволнованного сердца.
— Александра?
Только его голос может впустить ее обратно. И она приходит. Вижу краем глаза ее тонкий, размытый силуэт.
— Да?
— Вы ведь были у меня дома?
— Была.
— Я думаю, что с Оксаной мы будем работать именно там.
Его слова холодны, будто острый металл. Но внутри он плавится от жара. Этому человеку не терпится остаться со мной наедине. Произвести бартер.
— Вы подскажете ей адрес?
— Конечно, он у меня записан где-то…
Сашка беспрекословно соглашается с любыми просьбами. Почему? Неужели она не видит, что все волшебство этого места — в ловкости рук опытного мошенника?
— Здесь у меня приемы расписаны до следующей зимы, — вздыхает. Оголяет запястье, обвитое браслетом наручных часов. — Но пока время есть. Пройдемте в кабинет, Оксана. Мне нужно с вами поговорить.
Смотрю на Сашку.
Кивает.
— Иди.
— О, — старик замечает мой испуг. — Пойдемте, меня не стоит бояться. Я не зубной врач.
Но ему и невдомек, что я бы с удовольствием променяла это место на кабинет дантиста.
Пропускает меня первой, как истинный джентльмен. Заходит следом и закрывает дверь.
Внутри спокойно и тихо. Даже метроном, словно уснувшая птица, молчит на крепком дубовом столе. Молчат на стене электронные часы, так же, как и молчит мягкая кушетка в углу. И черные кожаные кресла, расставленные по обеим сторонам стола, тоже не издают ни звука. Все здесь наполнено умиротворением. И сном, которому хочется предаться.
За пластиковым окном кружит метель. Мягкая и пушистая, будто игривый котенок.
Осторожно прохожу к столу, не зная, куда девать руки. И в итоге сцепляю их тяжелым замком.
— Можете снять куртку. Бросьте ее куда-нибудь.
Он стоит у порога, разглядывая мою неловкость. И от его взгляда мне хочется прикрыться, потому что сейчас я кажусь себе абсолютно голой.
Расстегиваю молнию и вешаю курточку на спинку кресла.
— Присаживайтесь, Оксана. Постарайтесь расслабиться, иначе у меня тут перегорят все лампы.
Оглядываюсь по сторонам. Ни одного источника света кроме окна и лампы, с красивым абажуром, на столе.
Так какого черта этот ублюдок издевается надо мной?!
— Не думаю, что разговор
Его странные фокусы действуют. Не успеваю взять куртку, как одной лишь фразой он усаживает меня в кресло.
— Вас мучают вопросы. И сны.
Смотрю на него в испуге. Не могу заставить себя поверить в волшебство. Ищу подвох.
Над столом висит картина. Страшная и кровавая, словно ее рисовал сам сатана. Множество крюков разрывают на части живого человека. Они глубоко входят в плоть, разбрызгивая кровь, и тело от этого, в буквальном смысле, расходится по швам. Бедняга кричит от невыносимой муки, но невидимый палач не останавливается. Тянет за крюки все сильней…
Волшебник усаживается за стол напротив меня. Видит мою заинтересованность картиной и кивает.
— С этой картины и начинаются все разговоры в моем кабинете.
Смотрю на него в недоумении.
— О, Оксана, простите. Что вы видите на этом полотне?
— Уродство.
Других слов у меня нету.
Снисходительно улыбается мне, как улыбаются умственно отсталым людям, собирающим детский паззл.
— Хорошо. А что изображено на самой картине?
— Казнь.
— А еще?
— Крюки.
— Вот, — складывает руки на столе. — Вы тоже увидели крюки, Оксана. А это значит, что вам нужна моя помощь.
— Я не понимаю.
— Я объясню. Когда ко мне обратилась Александра, на первом же сеансе, она, так же как и вы, назвала эту картину уродством. Хотя…она выразилась немного красочнее, — смеется, — такая уж она прямолинейная девочка. Но дело не в этом — к концу наших с ней сеансов, ей стало понятно, что на картине… она сама. Такая, какой была, и какой больше никогда не станет. Она поняла, от чего бежала. Что мучило ее и не давало жить все эти годы. Увидела, наконец, свою болезнь. А когда знаешь о причинах, всегда проще излечиться и избежать повторного заражения.
Рассматриваю ужасное полотно. Но не вижу ничего, кроме жестокости и крови. Неужели Сашка прошла через это? Моя Алька, у которой все серьезные разговоры сводятся к единственному — «Пойду покурю»?..
— Простите, но я…все равно не понимаю вас. Что на этой картине?
— Сейчас на ней вы. Человек, которого мучают вопросы, — берет со стола листок бумаги и ручку. Чиркает что-то и протягивает мне. — Что вы видите?
— Вопросительный знак.
— Или крюк?
Присматриваюсь внимательней.
— Нет, нет…это знак вопроса. Будем играть в ребусы?
— Немного. Но вы видите сходство вопросительного знака с крюками на картине?
— То есть, вы хотите сказать, что…всё, я поняла, к чему вы клоните.
Довольно улыбается.
— Расскажите мне. Что вы поняли?
Вздыхаю.
— Казнь на картине всего лишь образ. На самом деле нужно смотреть глубже, — поднимаю взгляд к кровавому полотну. — Но вы уверены, что художник имел в виду именно это? Может быть, он рисовал…просто кровь?