В поисках смысла
Шрифт:
— А что про меня в народе говорят?
— Разное. Больше жалеют. Егор удивился сильно. Даже предложил тебя штурмом освободить. Что скажешь?
— Сама сказала, что все хорошо будет. Обойдемся без войны. А в целом что? Не разбегается народ?
— Пока нет. Считают, что за правду тебя скрутили. За какую, не говорят. И что ты, если захочешь, выйдешь, когда вздумается.
— Давай месяц подождем, потом выйду. Тогда уже придется в леса бежать.
— И сбежим. К старцу Амвросию сходим. Пойдем на Унжу, где никто не достанет. Кому надо, с тобой пойдут.
— А как же имение?
—
— Так тебе же нравилось у нас? С чего такая перемена, так легко сдаешься?
— Не ругай меня только. Волков приезжал с семью уланами. Говорит, за ним сила. Уговаривал за себя идти.
— И что именно говорил?
— Что меня любит. Не винит ни в каком преступлении. Что, дескать, ты меня обманул и заставил. А я наивная согласилась. Обещал пылинки сдувать.
— С его точки зрения логично все. Есть преступник, которого покарать надо. Есть женщина, которую надо спасти. Он карает и спасает. По своему он прав. Что скажешь?
— Он карает и спасает не по своему усмотрению, а по закону, который ему другие написали. Только для себя выгоды хочет. Так не бывает. Сердце по бумагам, тюрьмой да силой не завоюешь. Не будет счастья ему.
— Я не про него. Я про тебя.
— А что я? С тобой навсегда. В Сибирь? Значит в Сибирь. Только если докучать будет, сбежать хочу, чтоб и следа не сыскать было.
Я отдал распоряжения. А ночью невдалеке проскакал целый эскадрон. Молодецкие посвисты да выкрики. Мои себя показывают. Солдаты бегали «В ружье». Я улыбался. Всегда приятно ощутить результат. Желаете спокойствия и удачной встречи Императора? Ну-ну.
Утром прибежал запыхавшийся лейтенант, начальник тюрьмы.
— Очень прошу отнестись со всем пониманием. Не подводите под монастырь, Андрей Георгиевич. Мое дело служивое. И так стараюсь скрасить вашу участь, как могу.
— Свою участь я сам скрашу, как в голову взбредет. О своей думайте. Но стремления ценю. И учту.
— Уж учтите, сделайте милость.
— Тогда пропускайте ко мне беспрепятственно посетителей, чтоб они по ночам не стучались.
— Что ж, извольте. Только не шумите в поздний час, жители окрестные волноваться будут.
— Пьянок не будет. Мне поговорить нужно.
К вечеру у меня сидят старейшины во главе с Егором. Часового на двери сменил мой человек. На время. Тому дали еды и рубль ассигнацией.
Время, когда чувствовал себя оставленным, прошло. Появилась решимость и даже жесткость. Принял доклады с мест. Все хорошо. С яицкими казаками разошлись миром, поделили дороги. Даже договорились о переговорах со мной. Представитель должен прибыть после осенней распутицы, когда урожай соберут. Очень импонируют им мои отношения к староверам. После поражения Пугачева, которого казаки поддержали, Екатерина Вторая переименовала их в Уральских, а реку Яик в Урал. И лишила автономии. Конечно, это не крепостные крестьяне, но былой вольницы уже нет. А хочется.
— Очень перспективное направление, — кивнул я, — правильно, все сделали, говорю. Нам с ними дружить надо, а потом и породниться.
— Так и мы вроде казаков? — спрашивает один из старейшин.
— Нет, и не надо вешать на
— А как же иноплеменники?
— А так же. Вы француза имеете ввиду? Если достойный человек и с нами, то наш. Да что объяснять?! Сами не видите что ли? Есть родня хуже чужих, а есть чужие ближе всех родных. Что толку одной крови быть с генералом, коли он служит другим за счет наших жизней, которые не жалеет? В этом у казаков можно поучится. Берут к себе всех достойных, а там все казаками становятся. Так и у нас пусть будет.
— Так не хочешь бежать? — Спросил Егор.
— Зачем? Я ваш представитель перед этой властью. Зачем мне от нее бегать? Сначала разобраться надо. Если не получится, тогда начнем по-другому. Действительно, как казаки.
— А что там получаться? И следователя твово, и Волкова этого в болото, чтоб воздух не поганили. Кто вякнет против, тоже долго живым не проходит.
— Подход верный. Так все и будет. Давайте чуть подождем, когда вякать начнут. Недолго осталось.
— Как скажешь. Парнишки наши тут постоянно, только кивни, тотчас записку снесут. Алена прочтет.
— Да я вижу, местных уже застроили.
Нашей молодежи хоть и приехало чуть больше десятка, но местных поколотили знатно. Те собрались в ответ в три раз больше. Но и так огребли. Теперь любого из наших, даже самого младшего, стороной обходят и сильно уважают.
— А пущай знают зарайских. Тут еще, это, мещера появилась. Точнее, мы до нее дошли.
— Племя?
— Ну, как племя, мещерско-башкирское войско. Навроде казачьего, только атамана у них нет. Тептяри в нем.
— Это еще что за экзотика? Народность?
— Сословие, как казаки, только из чувашей, остяков, удмуртов, татар, башкиров, мордвы.
— И полки казачьи есть из них?
— С Бонапартием воевали и полки.
— И что хотят?
— Пока ничего. Осторожно с ними надо. Миролюбивые, но при оружии. Правда, луки со стрелами, редко ружья фитильные, да сабли кривые с кольчугами.
— Мда. Действовать, как всегда. Нас никто не должен видеть и слышать. Мы должны видеть и слышать всех. Тайна — наш единственный союзник. Выведут на свет, тут же сделают казачье войско, подчинят, приструнят и заставят на себя служить. Проводите переговоры, ищите людей. Организуйте их по своему порядку. И жесткий контроль. Если с нами, то все для них, если предадут, не щадить. Так и объясняйте.
За две недели я обжился и занимался делами даже больше, чем раньше. Каждый день ко мне кто-то приезжает. Тюремщики вежливо здороваются со всеми. Следователь не появлялся. Как сказал начальник тюрьмы, и не появится, пока Государя не проводят.
Приезжал Петров проведать. Рассказал, как идет прием. Он теперь знаменитость. Приезжают из обеих столиц по сложным вопросам. Несколько раз вызывали для операции важных лиц в Москву. Усиленно предлагают перебраться туда лечить купцов и аристократов, дом обещают выделить и клинику построить. Но Сергей пока не хочет без меня никуда.