В поисках желтого попугая
Шрифт:
– Сём, как ты, иногда вычурно изъясняешься, как будто по писаному, – заметил Степан.
– Скажи мне, а как я должен говорить? Примерно так: «Ну, короче, типа, Питер, там, трёшь-мнёшь, весь такой на пафосе, как Пальмира в Сирии, видать поэтому, типа, с выпендрёжем, и называли его «Северная Пальмира»?
– Так гораздо понятнее, – похихикал Стёпка.
Когда они вернулись в купе, Маринка сидела уже серьёзная, попивая чай.
– Всё, пьянству бой! Вечерние процедуры, и – спать, – скомандовала атаманша.
Парни по очереди уходили чистить зубы.
– Спокойной
Все улеглись спать, переполненные дорожными впечатлениями.
Питерский воздух насыщал лёгкие влагой – несмотря на конец июня, с хмурого неба моросил мелкий противный дождичек.
– Да, судя по погодке, это – не Сен Тропе, – заметил Ромка.
– А ты чего, в Сен Тропе был? – ухмыльнулась Маринка.
– Был, с родителями. Вот в Сен Тропе был, а в Питере не был, такой парадокс.
– Точно, был он там, помню, как то рассказывал, как они во Францию ездили, – подтвердил Сёма.
– Ну, и как там? – спросила Марина.
– Не так, как здесь, – не стал распространяться Ромка.
– Не знаю, как вам, а мне на погоду наплевать, мне есть охота, – высказался Степан, – О, кафешка…
Степан побежал к ларьку с небольшим навесом и двумя высокими столиками. На ларьке красовалась надпись «Шаверма».
– Чего это они с ошибкой шаурму пишут? – удивился Ромка.
– Темнота, это же Питер: здесь говорят не «шаурма», а «шаверма», не «бордюр», а «поребрик», – объяснил Сёма.
– Чего ещё они не так называют?
– А, не помню пока. Пойдём шавермочки навернём!
Они набили желудки Питерской шавермой и запили её отстойным кофе.
– Ну, что дальше, Стратег Иваныч? Куда кости кинем? Надо бы жильё подыскать, – обратился Стёпка к Семёну.
– Пошли в «Октябрьскую», она здесь недалеко.
В гостинице «Октябрьской» свободных номеров не оказалось.
– На вокзале бабки обычно ходят с табличками «Сдаю жильё», – вспомнил Степан.
Бабки с табличками у вокзала были, но молодёжи жильё сдавать почему-то не хотели. Друзья подходили то к одной, то к другой, но получали отказ с объяснением, что их слишком много. Компания понуро стояла у вокзала, не зная, как поступить дальше. Со стороны за ними наблюдали два молодых парня из патрульно-постовой службы. Один из них быстрой походкой направился к ребятам.
– Жильё что ли ищете? – спросил он.
– Ну, ищем, а что в этом противозаконного, – напрягся Стёпка, увидев форму на парне.
– Пойдёмте со мной, – сказал пэпээсник.
– Чего мы сделали то? – удивился Ромка.
– Пойдём, пойдём, не боись, – махнул им парень.
Все с опаской пошли за полицейским.
– Меня бабушка попросила жильцов приличных найти, – объяснял по дороге парень, – У меня глаз – алмаз. Вижу, вы маетесь, по виду – из провинции, значит, не испорченные. Да я сам приезжий – из Сызрани. Бабка мне десятая вода на киселе родня то. Она одна осталась на старости лет, ну я ей и помогаю, да и служу опять же в культурной столице. Хата у нас – песня: в центре, на Литейном
– На недельку, – успокоившись, ответил Стёпка.
– Отлично! Давайте знакомиться, меня Витёк зовут.
Друзья Витьку представились.
Квартира оказалась действительно, приличной, хозяйка – тоже, цена была озвучена символическая.
– Девочка будет в моей комнате спать, – сразу заявила старушка, – у меня как раз лишняя кровать есть.
Витёк ушел на службу, а друзья, оставив вещи, пошли осваивать культурный центр Питера.
– Веди нас, Семечка, к тайнам, – положил руку на плечо Семёну Стёпка.
– Давайте-ка дунем, сначала, по Невскому – в сторону Эрмитажа.
Они «дунули». На каждом шагу Сёма запинался: у всех зданий он рассказывал про архитектурные стили – ампир, классицизм, барокко, на Аничковом мосту принялся описывать художественный замысел Клодта, выраженный в укрощении его знаменитых коней, даже Гостиный Двор не был обойдён исторической справкой. Что уж там говорить про канал Грибоедова, набережные Фонтанки и Мойки.
– Сёмочка! У меня уже голова болит! Такое ощущение, что здесь самоё большое количество исторических мест на квадратный метр во всём мире! – взмолился Степан.
– Я тебе больше скажу – не на один квадратный метр, а на обыкновенный человеческий шаг! – заулыбался Сёма. Вот канал Грибоедова, справа – храм Спаса на Крови, на месте, где Александра второго бомбисты убили, слева – Казанский собор.
– А где Чижик-Пыжик? – спросила Маринка.
– Мы его уже прошли, но возвращаться не будем – рвём в Эрмитаж.
В Эрмитаже Семён, не смотря на сопротивление друзей, игнорировал все залы, кроме русских художников Серова, Брюллова и, конечно, Айвазовского. У «Девятого вала» застыли они надолго – Сёма сам не уходил, и другим не давал.
– Я вижу, господа, что картины великого Айвазяна не оставляют вас равнодушными, – раздался позади юных эстетов голос.
Все дружно обернулись – на них, улыбаясь, смотрел молодой парень лет двадцати.
– Простите мою нескромность, но я уже давно наблюдаю за вашей чудесной компанией – вы вызываете у меня живой интерес…
– Главное, чтобы за словом «живой» не скрывалось слово «нездоровый»… – хмуро заметил Степан.
– Простите меня, пожалуйста – я не представился … Дмитрий, – сказал он, оглядывая с улыбкой всю компанию.
– Мне кажется, что на сегодня мы лимит знакомств исчерпали, – сердито заметил Степан.
– Отчего же, – с интересом посмотрела на парня Марина, – я полагаю, что не может быть лучше знакомств, чем в библиотеках, музеях и картинных галереях, особенно, в Эрмитаже – они на несколько порядков выше, чем знакомства в барах или на дискотеках. Меня зовут Марина, это – Семён, рядом – Рома, а этого буку зовут Степан, – представила она всех.
– Ну вот, без меня меня женили… – скорбно заметил Степан.