В последний раз, Чейз?
Шрифт:
– Ты, правда, так хочешь посмотреть на животных? Может, подождем Беатрис? – задыхаясь, спрашиваю.
Чарли мгновенно останавливается, и, неожиданно резко, вырывает свою ладошку из моей руки.
– Ты чего?
– Нико обещал, что ты будешь рассказывать истории о греческих богах, если я сегодня не буду доставать тебя, – надув губы, говорит он. – Обещай, что на ночь ты расскажешь мне десять… Нет, пятнадцать историй!
Нико. Чертов Ди Анжело. Почему у него все расписано наперед, словно он ведет бой? Пытается задобрить Чарли, чтобы дать мне с Аннабет больше времени? Я едва сдерживаю гнев. Снова и снова я представляю тихую,
Я слабо улыбаюсь Чарли.
– Сойдемся на пяти, но длинных историях об олимпийцах?
– Длинных? – скептически спрашивает он.
– Очень. Идет?
– По рукам, волшебник!
– Ты, правда, лишишься пяти очков, – заявляет запыхавшийся Нико.
Но вместо ответа Чарли налетает на него, обнимая за пояс. И снова это чувство. Теплота, радость, гордость. Я думаю о том, что Беатрис была права. Было бы очень круто, если бы Нико был моим братом. Я вспоминаю Тайсона, о котором не слышал на протяжении всех трех лет, и становится гадко. Надеюсь, это влияние отца, а не самостоятельный выбор брата.
– Ну, и где ваши билеты? – искренне удивляется Беатрис.
– Билеты?
– В зоопарк, конечно. Ты разве не бронировала, Аннабет? – проникается удивлением девушки Нико.
Серые глаза подозрительно уставляются на парочку. Смешная маска недоверия и скепсиса замирает на ее лице, словно она играет в плохого полицейского. Именно поэтому я не умел врать ей.После этого пронзительного взгляда было сложно лгать, и я снова восхищаюсь выдержкой Нико. Ни один нерв на его лице не выдал страха, если таковой, конечно, был.
– Ты же сам говорил, что…
– Запускают, запускают! – одергивает Чарли, указывая на толпу, что проталкиваясь вперед, заплывала на территорию зоопарка. – Мы не можем опоздать как в прошлый раз! Пошли! Пошли!
– Вы, конечно, можете постоять в очереди…
Я оглядываюсь на ту самую очередь и понимаю, что план друзей сыгран, как по нотам. Сорок? Шестьдесят человек?
– Извини, Аннабет. Моя вина, – невинно пожимая плечами, извиняется Беатрис. – Совершенно вылетело из головы.
– Витамины будешь пить, – обещает Нико, пытаясь отцепить от себя Чарли. – Правда, извините, что так вышло. Ветреная она, что поделать?
Чувствую, кому-то сегодня что-то обломится. Беатрис прожигает парня взглядом, уверен, им есть что обсудить. Но факт остается фактом: они прощаются, уходят. А я остаюсь на месте, наблюдая за тем, как палящее солнце медленно, но верно приближается к горизонту. Небо в это время должно быть раскалено-красным, с оранжевым подтеками, словно кто-то не совсем точно распределил краски. Но так было в Нью-Йорке. В это время я мог бы закрыть свою комнату в мотеле, вылезти на пожарную лестницу, и долго, до самого вечера греться в лучах уходящего солнца, словно это помогало мне забыться. Нет, я забывался. Помнил, что к вечеру похолодает, и я пойду в бар, чтобы напиться. По сравнению с поступком Аннабет, я – сущий дьявол: не ждал ее возвращения, забывался в чужих постелях, как будто это было нормой. Это стало нормой.
– Скажешь мне что-нибудь?
Меня передергивает, и я отхожу оцепенения. Встречаюсь с лазурью ее глаз, что отражала светлые лучи солнца
– Покажешь мне город? – спрашиваю я.
Эй, Аполлон, потяни для меня эти мгновения. Всего несколько часов, разве много? Дай еще немного посмотреть на ее лицо в лучах. Дай немного, совсем чуть-чуть увидеть эту улыбку, что она прячет, когда я снова завожу глупые разговоры. Дай мне только забыть о том, что нет больше Воображалы, что это иной человек. Дай, черт тебя дери, смешить ее, снова и снова. Дай слышать ее разговоры об этом ненавистном городе, чтобы просто… просто слышать.. Дай поверить, что она не свяжет свою жизнь ни с кем другим, кроме меня. Я оглушен, слеп и глуп, но самая главная проблема в том, что она нечто большее, чем просто девушка. В это мгновение она стала для меня глазами, сознанием, голосом
Три года – не так уж много, чтобы теперь это мгновение затянулось на целую вечность.
***
– Ни слова больше об архитектуре, – тяжело вздыхаю я, усаживаясь на скамью.
Аннабет покорно садится рядом, с интересом склоняя голову набок. Наверное, жутко я выгляжу, раз это ее интересует. Внутри все плавится, и я не уверен, что дело в жаре. Словно меня засунули в микроволновую печь, и я наматываю седьмой круг Ада.
– Ты сам попросил, – пожимает плечами она. – Могли бы сыграть в аэрохокей, сходить в кафе, в музей Второй Мировой…
Мои глаза округляются от наигранного разочарования.
– Мы прошлялись два часа, вместо того, чтобы лопать пиццу? Ты – монстр.
– Я прививаю тебе любовь к искусству.
– Могу привить тебе любовь к еде? Услуга за услугу? – беззаботно потягиваясь, предлагаю я.
Аннабет молчит. Я боюсь, что сделал что-нибудь не так, перегнул палку с этой наигранным спокойствием, напускной дружбой. За весь вечер я ни разу не напомнил ей о свадьбе, не рассказал о своей прошлой жизни, пускал пыль в глаза о том, что по-прежнему хожу в колледж, который бросил два с половиной года назад. На скользкие вопросы, вроде «Как ты?» отвечал в духе Вальдеса. Надеюсь, не так уж это и заметно.
Когда я оборачиваюсь к ней, ее глаза прикованы ко мне. Полуулыбка сошла с ее лица, оставляя место интересу.
– Что? – усмехаясь, спрашиваю я.
– Ты изменился… В смысле, не удивительно, ведь прошло много времени, но…
– Не драматизируй, – отмахиваюсь я, глядя в небо.
– Перси, ты ни разу не упомянул Салли, словно не хочешь об этом говорить. А друзья? Почему ты не говорил ни о ком из наших?
Потому что я не видел их три года. Понятия не имел, чем они живут. Бросил и уехал, куда глаза глядят. Стал эгоистом, сволочью и пропойцей. Я не появлялся на работе, с которой мне помог Гефест, но, в конце концов, едва не загремел за решетку за причинение тяжкого телесного вреда одному из сотрудников. Вот она правда, Аннабет. Но тебе ее лучше не знать.
– Мне говорили, что ты колесишь по стране, редко, но появляешься в лагере, учишься на экономиста… Но я ни разу не видела тебя в лагере, а дома… По-моему Салли просто не хотела пускать меня, но я была уверена, что тебя нет.
Она пыталась найти меня. Аннабет пыталась найти меня. Воображала… Черт, держи себя в руках. Я жмурюсь словно от солнца, но на деле чувствую как внутри плавятся органы, как горит кровь, разнося по телу саднящую боль.
– Эй, все в порядке, серьезно, – говорю я, поддевая плечом. – Сделай для меня одолжение…