В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– С начальством не поладил или заболел?
– Объективные причины, - не стал пояснять Владлен Греков причины истинные и сразу же приступил к делу: - Я Алика ищу, а он, оказывается, переехал. Был у Виллена и не застал. Вы не подскажете мне адрес Алика?
– Ты садись, Владлен. Чайку попьем.
– С удовольствием, но некогда, - воспитанно отказался Владлен и ожидающе посмотрел на Александра.
– Если знаешь, то говори, чего тянуть.
Александр усмехнулся, ответил сугубо по делу:
–
– Спасибо вам большое, извините, что побеспокоил.
– А может, чайку-то выпьете?
– предложила теперь мать. Александр осудил ее за ненужную навязчивость:
– Товарищ спешит. Ты ведь спешишь, Владлен?
– Да, к моему сожалению. Всего вам доброго, - Владлен Греков поднялся, откланялся, открыл дверь и вышел в коридор. Четко зазвучали твердые каблуки. Мать опять зевнула. На этот раз в охотку и с удовольствием.
– Справный какой паренек.
К десяти утра все подтянулись. Майор Смирнов оглядел своих орлов. А орлы - его. С чувством собственного достоинства: поработали с толком, было что сообщить.
– Кое-что наковыряли, вижу, - догадался Смирнов.
– Был такой журнал до войны, "Наши достижения". Сегодня ваши лица - просто с обложки этого журнала.
– Это оскорбление или, наоборот, высокая оценка тебе еще не ведомых наших заслуг?
– осведомился Казарян.
– Оценка, оценка, - успокоил его Смирнов.
– Результаты давай.
– Версия "огольцы", - начал Роман.
– Как я и полагал, оказалась перспективной. Завтра в двенадцать ноль-ноль можно брать Цыгана, а между двадцатью и двадцатью одним - Николая Самсонова по кличке Колхозник.
Казарян доложил только результаты и замолк. Смирнов перевел начальственный взор на Ларионова. Тот упрямо - любил делать все, как положено, - поднялся и доложил:
– По моим сведениям, было правило участников мехового дела.
И сел. Счел свои сведения достаточными.
– А ведь это они, ребята. Кто-то из них, - окончательно убедился Смирнов.
– Ну а теперь - в деталях. По порядку изложите. А потом операцию разрабатывать начнем. Так, бойцы?
– А у тебя других дел нет?
– невинно спросил Казарян.
– Под завязку. А что?
– В общем, ты на нас не надеешься. Что ж, давай по порядку.
– Сами, значит, разработали. Что же мне тогда делать?
– Ты все время забываешься, Саня, что ты - начальник. Ты - в курсе. Ты можешь разрешить или запретить. Если разрешишь, то мы исполним и по исполнении доложим. Так, Сережа?
– Казарян привлек на свою сторону Ларионова.
– Так, - подтвердил он.
– Тогда действуйте, - официально разрешил Смирнов и встал, подтверждая, что разговор окончен. Но не удержался-таки на начальственном
– Вы там поосторожнее. У одного из них может быть ствол.
"Лайф" был роскошен. На меловой глянцевой бумаге поместились кинокрасавицы, политические деятели и спортсмены. Английские фразы выстроились в шеренги. Буквы выглядели франтами. И запах у журнала был не наш - иностранный.
– Откуда он у тебя?
– вяло поинтересовалась Яна.
– Стригся вчера в "Советской" и в предбаннике его увидел. Видимо, буржуй какой-то забыл. Ну, я его, естественно, и захватил на обратном пути, - самодовольно разъяснил Андрей. Алик разлил коньяк по рюмкам и спросил:
– А на кой ляд он тебе? Ты же в английском ни уха, ни рыла.
– Не говори, не говори. Кое-что понял.
– Андрей засуетился и стал листать журнал.
– Глядите.
На пустынном берегу моря стояли двое: толстые и сильно оборванные нынешние руководители и, держа руки козырьком и глядя в разные стороны, высматривали что-то за горизонтом.
Алик из-за Андреева плеча перевел надпись под карикатурой:
– Кому бы еще помочь?
Хихикнули и расселись по местам. "Лайф" кинули на приемник. Дальние ереванские родственники прислали Андрею три бутылки отличного марочного коньяка. Сегодняшний вечер был посвящен коллективной дегустации этого подарка. "Лайф" ненадолго отвлек друзей-сослуживцев от основного занятия.
– Нет такого коньяка вы не пробовали!
– еще раз сказал Андрей.
– За водкой пора посылать, - мрачно предсказал будущее Дима.
– И что это за манера - напиваться, - возмутился Андрей.
– Живут, живут в нас эти расейские плебейские привычки. Казалось бы, что еще надо. Отличный коньяк, хорошая беседа, нет, обязательно надраться надо!
– Коньяку мало, - разъясняя ответил Дима. Янин муж, кинооператор Виктор поставил пластинку и возвратился на свое место в углу дивана. Застучал барабан, завыли довоенные негры и саксофон тоже завыл. Комната зажила в ритме, и все стало на свои места, ибо запели довоенные негры. Негры пели о смысле жизни бессмысленными словами.
– В этом и фокус, - шепнул Алик в Янино ухо. Ухо было розовое. Алик коснулся его губами. Алик танцевал с единственной женщиной в компании.
– Это не фокус, а нахальство, - ответила Яна и улыбнулась. Голубые глаза в крашеных ресницах красиво смотрели на него.
– Я о высоких материях, а ты о мелочах быта. Давай отсюда убежим? предлагая это, Алик ловко повернулся в танце спиной к дивану.
– А Виктор?
Никакого дела ей не было до Виктора.
– Слушай, о чем поют негры. Они поют о весенней Покровке, о дожде, который стучит по крышам. О нас с тобой, Яна, слушай негров!