В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
Папа согласно молчал, а сынок в нервности задал дурацкий вопрос:
– Это вы к Стручку приходили?
– Вопрос не имеет отношения к делу. Хотя к Виталию Горохову по прозвищу Стручок приходил именно я. Начнем. Геннадий, ты сейчас имеешь связи с кем-либо из преступной группы, не без твоей помощи ограбившей в свое время меховой склад?
– Нет. Как из колонии вернулся, никого не видел и видеть не хочу.
– А упомянутый тобой Стручок?
– Это не связь. Мы с ним дружим.
–
– вскричал Иванюк-старший.
Казарян посмотрел на него жалеючи и проникновенно укорил:
– Мы же договорились, Тимофей Филиппович.
– И младшему: - Объясняю тебе: будешь говорить правду, пройдешь свидетелем. Будешь врать соучастником в страшненьком деле.
– Каким соучастником? Какого еще дела?
– заныл тот.
– Об этом после. Ну, так кого ты видел из преступной группы?
– Геннадий, говори правду!
– опять не выдержал отец.
– Гена, говори. Ведь папа просит.
– Ни с кем я не встречался, ни с кем!
– криком прорыдал Иванюк-младший.
Казарян подождал, пока он вытрет слезы, сопли и высморкается. Геннадий все это проделал при помощи довольно чистого носового платка.
– И с Романом Петровским по кличке Цыган тоже не встречался?
Надо же, вроде бы успокоился, а тут снова зарыдал. Хлипким оказался отпрыск богатырского рода Иванюков. Казарян напомнил о главном:
– Ты не рыдай, ты дело говори.
– На второй день, как я вернулся, он меня прихватил, - вытерев слезы, начал повествование Геннадий.
– У дома нашего поджидал. Велел к Стручку идти, чтобы тот Васина разыскал. А Васин еще не приехал. Потом он мне задание дал. Сходить по одному адресу и записку передать.
– Кому?
– Да бабке какой-то!
– Адрес, адрес, Гена!
– В Ростокине это. Второй Ростокинский тупик, дом шесть, квартира девять. Евдокия Григорьевна.
– В записку-то заглянул?
– Я чужих писем не читаю.
– Кому записка?
– Колхознику. Чтобы десятого, в три часа, у пивной на площади Борьбы был.
– Как поддерживаешь связь с Цыганом?
– Когда ему надо, он ко мне приходит.
– И опять ты мне врешь, Гена. А я предупреждал: врать не надо. Ты ведь вчера с ним у Киевского вокзала встречался. В двенадцать часов. Так как вы поддерживаете связь?
– Через два дня на третий я должен быть у входа в метро на определенной станции по Кольцевой. Следующая встреча - через одну станцию. И там прогуливаться. Когда ему надо, он найдет, сам ко мне подойдет.
– Значит, очередная встреча у вас послезавтра, в двенадцать, у Серпуховской?
– Да.
– Все-таки мы с Тимофеем Филипповичем кое-что из
– Послезавтра пойдешь на свидание с Цыганом. А до этого носа никуда не высовывай. И не открывай никому. Даже Стручку. Запомнил?
– Запомнил, - еле выдавил Геннадий.
– Не слышу!!!
– взревел Иванюк-старший.
– Запомнил, - уже громче повторил Геннадий.
– Если что, башку отверну, - пообещал заботливый отец.
– Тимофей Филиппович, вы остаетесь дома?
– спросил Казарян.
– Нет. На работу надо обязательно. Дел по горло.
– Вы меня подбросите?
– С удовольствием.
– Будь здоров, Гена, - пожелал Казарян и направился к дверям. Вежливо пропустив Казаряна вперед, Иванюк-старший повернулся к младшему, провожавшему их, пригрозил:
– Смотри у меня, Гена!
У открытого бокового оконца "опель-капитана" уже стоял какой-то веселый молодой гражданин и рассказывал что-то уморительное неотразимой шоферше.
– Позвольте, товарищ, - Иванюк довольно невежливо отодвинул гражданина в сторону, открыл дверцу, уселся на переднее сиденье и стал неотрывно глядеть вперед. Сзади пристроился Казарян. Аккуратненько взяли с места.
– Будь осторожна, моя любовь!
– пропел им вслед веселый гражданин.
– Пристал, нахалюга, - объяснила происшедшее с ней шоферша. Пассажиры молчали. Только на Садовом Иванюк спохватился:
– Куда вас доставить?
– спросил он у Казаряна, полуобернувшись.
– Крючок вам небольшой придется сделать. На Ярославское шоссе.
– О чем речь? Марина, действуй!
Марина действовала. У Колхозной "опель-капитан" сделал поворот и попер по Первой Мещанской. Попрыгали на трамвайных линиях и выкатили к Рижскому вокзалу. На Крестовском мосту Иванюк спросил:
– Курс на Ярославском?
– Село Алексеевское.
...А вот и село. Остановились. Казарян сказал:
– Ну что ж, поблагодарим шофера.
– Отличный работник!
– неизвестно чему обрадовался Иванюк.
– Ца, - поправил его Казарян.
– То есть?
– не понял тот.
– Шофер она действительно шофер. Но не работник - работница. Отличная работница!
– Казарян поймал шофершин взгляд в зеркальце и подмигнул ей.
Он долго блуждал среди стандартных двухэтажных домов, пока не нашел искомый. Таких домов, да еще бараков в конце двадцатых - начале тридцатых годов было построено по Москве великое множество. Наспех сколоченные из досок, без всяких удобств, двухэтажные двухподъездные домики были задуманы как временные - на три-четыре года - жилища. Вышло по-иному. Они стояли третье десятилетие.