В постели с наставником

Гиффорд Блайт

— Довольно с меня твоих игр, Джон, Джейн или кто ты есть… Не могу я целоваться с тобой по углам, покуда ты прикидываешься мальчишкой.

— Это не игры, — возразила она горячим шепотом, не забывая об осторожности.

— Тогда определись. Мальчик ты или девушка?

— Ты сам знаешь, кто я. — Девушка. Женщина. Можно сколько угодно бороться со своим естеством, но отрицать его невозможно. Особенно когда Дункан обнимал ее.

— Ты девушка, Джейн. Вот и будь ею.

— Не зови меня так! И перестань смотреть на меня таким взглядом, — взмолилась

она, из последних сил сопротивляясь приказу, горящему в его глазах. Под его взглядом она была готова согласиться на все, лишь бы снова оказаться в его объятьях.

— Ты должна прекратить этот маскарад. Не могу я так больше!

У нее перехватило дыхание. Она знала, чего ему стоило это признание. Ситуация, в которой они оказались, была невыносима и для нее тоже.

— Выбирай, кто ты. Нельзя быть мужчиной и женщиной одновременно.

Но до сих пор у нее получалось. Она жила среди них под видом мальчика, но внутренне оставалась девушкой. Словно злое заклятие превратило ее в двуполое и одновременно лишенное пола существо, приговоренное к пожизненному заключению в чистилище.

— Я не могу выбрать что-то одно. — Если выбирать, то не женскую долю, которая целиком состояла из нерушимых, как стальные оковы, запретов.

— Но почему ты идешь против своей природы? Что тебя не устраивает? Ваша жизнь полна преимуществ.

— Преимуществ? — Пришла ее очередь вскипеть от гнева — не от скромного девичьего негодования, а от самого что ни на есть настоящего, праведного мужского гнева. — Скорее сплошных ограничений! Женщине надо бороться за каждую крупицу свободы, которая доступна мужчине.

— Тебе чудится, что все так просто?

— Чудится? — Ее ярость набирала обороты. — Мне даже книгу нельзя взять без разрешения!

— Зачем женщине книги? Что ты надеешься из них подчерпнуть? Да мне вовек не научиться по книжкам тому, что ты умеешь с рождения!

Она раскрыла рот, но не нашлась с ответом.

— Мы, мужчины, по сравнению с вами — просто тупые животные, гнущие хребет под ярмом обязательств. — Он воздел руки и потряс ими, словно бряцая невидимыми кандалами. — А вы… Вы распространяете вокруг себя красоту, доброту, порядок… Черт, вам даже под силу сотворить самое жизнь. Меня никакие книжки этому не научат, хоть в лепешку расшибись.

Она вспомнила давнишние разговоры с ним на эту тему. Как он называл женщин? Таинственными, переменчивыми существами.

Мужчина должен быть хозяином своих чувств, иначе женщина поработит его.

В этих его словах крылся безотчетный страх перед теми загадочными силами, перед теми сокровенными знаниями, что были заключены внутри женского тела. Эти силы и знания, впрочем, и для нее были столь же непостижимы.

— Но у меня нет никаких сокровенных знаний. — Всю жизнь она искала внутри себя то женское начало, которым обладали ее сестра и мать, и не находила его.

— Есть. Просто ты этого не замечаешь. — Он тряхнул головой. — Боже, да с самого начала было понятно, что ты женщина. И как я, дурак, не догадался… Ты украшала стол цветами и листьями.

Взбивала подушки. Выбирала одеяло по цвету, а не по толщине. Кто, скажи на милость, научил тебя всему этому?

— Моя мать? — предположила она неуверенно, поскольку не припоминала, чтобы материнские уроки пошли ей впрок.

— Никто тебя этому не учил. Просто ты женщина. Ровно такая же, как остальные. — Неприязнь в его тоне переплелась с изумлением. — Все. Уроков больше не будет. Ко встрече с королем я тебя подготовил, а дальше учись сама. И держись от меня подальше. Видеть тебя не могу.

— А как же моя клятва? — спросила она, с новой силой возненавидев свое женское естество. — Мы же договорились быть товарищами, близкими, как братья.

— Ну какой из тебя брат? Ты девчонка. — Голос его надломился. Развернувшись, он пошел к лестнице.

— Но я дала тебе слово! — крикнула она ему вслед. — Что же мне теперь, нарушить его?

Он не замедлил шаг.

— Нельзя нарушить то, что было нарушено с самого начала!

***

Раньше они тянулись друг к другу, а теперь с тем же рвением начали друг друга избегать.

Дункан попросил Джеффри взять ее под свою опеку, оправдавшись тем, что ему нужно наверстать свои пропущенные занятия по медицине. Тот согласился, и с тех пор он, остерегаясь приходить в общую комнату, нечасто видел, как Джейн, то есть Джон — он пытался заставить себя не думать о ней, как о девушке — читает латинские трактаты.

Однажды в середине ноября он, не выдержав, спустился вниз, чтобы погреться у очага, и услышал, как она заканчивает отвечать урок.

— Молодец, Джон. Ты делаешь успехи, — сказал он, испытывая некоторую ревность. Он сам хотел обучить ее и подготовить к грамматике, логике и риторике.

Она неловко кивнула, поблагодарила его и, пробормотав, что повару нужно помочь с ужином, пошла к выходу. Глядя ей вслед, Дункан не мог не обратить внимание на то, насколько по-женски двигаются ее бедра. Неужели он единственный видит в Маленьком Джоне женщину? Или она стала более женственной в его глазах просто потому, что он знал о ней правду?

Как только она скрылась за порогом, он со страхом взглянул на Джеффри. Тот озабоченно хмурил лоб.

— Дункан, — проговорил он шепотом, чтобы не услышали другие студенты. — Ты видел его походку? Совсем как у женщины. — На его лице нарисовался священный ужас. — А вдруг Джон не парень, а девушка?

Какое-то время Дункан, опешив, молчал. Случилось то, чего он боялся, и он выбранил себя за то, что не подготовил ответ заранее.

Усилием воли он заставил себя расхохотаться.

— Все-то тебе смешно, — пробурчал Джеффри. — Я серьезно. Ты понимаешь, что это значит? Все это время она…

Лихорадочно пытаясь что-то придумать, Дункан продолжал через силу смеяться. В конце концов, когда в горле уже запершило, он выдавил:

— Девушка, говоришь? Ну, не знаю, девиц с таким здоровенным членом я не встречал.