В постели с незнакомцем
Шрифт:
День получился невероятно долгим. Эмоционально тяжёлым. Назар так и не приехал до конца её смены, а набрать его номер Вера не решилась.
Зато днём позвонила Нина и подлила масла в огонь: камеры видеонаблюдения через дорогу от клуба засняли в ту ночь Золотарёву и мужчину в чёрном пальто. Это были последние кадры, когда Надю видели живой. Кем был этот мужчина – неизвестно, видно его было только со спины. Если верить словам Назара, в это время его автомобиль мчался в сторону Ленинского проспекта...
Чертовщина какая-то. Всё только больше
Вера вошла в свой подъезд, надеясь в глубине души, что Назар снова ждёт её там, что как в прошлый раз сожмёт в тиски объятий и скажет, что всё хорошо. Это его «хорошо» мигом избавляло её от всех нелепых домыслов. Хоть на какое-то время.
Но Назара в подъезде не было.
Скрывая разочарование, Вера надавила на кнопку вызова лифта, ожидая, когда грохочущая махина раскроет перед ней исписанные непристойностями двери.
– Вера, подожди, не уезжай, - раздался сверху скрипучий голос соседки с третьего этажа. Тяжело выдыхая, Тамара Степановна шлёпала вниз, кутаясь в тёплый байковый халат. Седые пряди торчали в разные стороны неряшливыми патлами. – Вера, беда! Мамку твою на скорой забрали!
– Как забрали?
– Да с сердцем плохо стало. Она соседке вашей, Митрофановне, в дверь стукнуть успела, и прям в коридоре и упала. Бригада быстро приехала, вкололи что-то и сразу увезли. Ты это, поднимись, дверь закрой, мы ключей не нашли, так, на тряпочку прикрыли, - проговорила пенсионерка и как-то странно уставилась на Веру - едва скрывая ехидную улыбку.
Раздался грохот открывающихся дверей лифта; едва не сбив с ног старушку, Вера побежала на свой этаж.
Господи, сердце! Она же жаловалось в последнее время на давление в грудной клетке. Нужно было настоять, отправить её на ЭКГ! Медработник, называется.
Толкнув входную дверь, Вера прямо в обуви забежала в дом: всё лежало по-старому, только дверца шкафа была распахнута – с вешалки пропало мамино пальто, и сапоги с обувной полки. Видимо, соседки постарались, собрали.
В их маленькой кухне горел свет, на столе стояла кружка недопитого чая и рядом аккуратно разорванный конверт. Дрожащими руками Вера взяла находку и заглянула внутрь – стопка цветных фотографий, штук десять, не больше.
Вытряхнув содержимое на скатерть, застыла в немом ужасе.
На снимках была она: практически обнажённая, в черном парике до плеч и бархатной маске на глазах.
Накидывая по пути белый халат, Вера стремглав неслась в отделение кардиологии. Она уже выяснила, что маму отвезли в их больницу и молилась только об одном – лишь бы не было поздно.
– Таня, я к маме – Лукъянова Зоя. Зоя Павловна.
– Ой, это мама твоя? Сочувствую, Вер, - грустно опустила уголки губ молоденькая дежурная сестра.
– В смысле? – Вера буквально застыла, побледнев словно мел.
– О, Господи, прости, что напугала! Она жива, но состояние тяжёлое. Ещё сахар сильно поднялся, -
Вера толкнула дверь палаты и тихо вошла внутрь: мама лежала у окна, практически незаметная под тонким клетчатым одеялом. В вену неторопливо капал нитроглицерин.
Казалось, что она просто спала: черты лица безмятежно разгладились, дыхание было размеренным и спокойным.
Кому понадобилось делать это? Зачем? Увидеть эти снимки для мамы – смерти подобно. Она так боялась, что её приёмная дочь пойдёт по стопам родной матери…
Она воспитывала её как родную, вкладывала всю душу. Как она гордилась, когда видела, что Вера хорошо закончила школу, медицинский колледж. Что не шляется ночами непонятно где, работает, тянет на себе все расходы, ипотеку. И тут как гром среди ясного неба - эти позорные снимки.
Перед глазами сразу появился Назар – в кожаном кресле приват-комнаты, на лице - полное безразличие, в глазах – презрение. Мог ли он поступить так подло? Зачем ему это? Отомстить за прошлое? Ведь именно мама обратилась тогда в милицию и написала заявление на его брата, именно она дала делу ход. Но неужели нужно было ждать целых пятнадцать лет!
Или он хочет таким образом свести счёты не с мамой, а с ней самой?
Зачем тогда делать вид, что она ему нужна? Зачем выслеживать, приезжать, как-то оправдываться за поступки? Чтобы потом сделать больнее? Влюбить в себя, войти в доверие, а потом отнять всё, что ей дорого?
Мама негромко выдохнула и разлепила веки; несколько раз моргнула, привыкая к слабому свету, льющемуся из приоткрытой двери коридора.
– Мам… - только и смогла произнести Вера. Зависла. В горле встал тугой ком. Аккуратно присела на край узкой кровати и взяла в руки хрупкую ладонь женщины. – Прости меня, я знаю, что ты верила в меня, а я…
– Всё нормально, пожалуйста, только не плачь, - слабо произнесла мама, едва шевеля сухими губами.
– Клянусь тебе, я… не делала ничего такого, я просто танцевала и только. Клянусь! – глотая слёзы, проронила Вера. Собравшись с силами, мама сжала её ладонь. Даже сейчас она поддерживала свою непутёвую приёмную дочь.
– Я… знаю. Я знаю, что ты хорошая девочка и не виню тебя.
– Я хотела заработать нам на оплату жилья, на лечение. Я уволилась из этого клуба ещё в начале месяца и обещаю, что больше никогда туда не вернусь!
– Вера, хватит. Я всё понимаю… Когда я раскрыла конверт и посмотрела снимки, я решила, что это чья-то шутка… та девушка… она выглядела совсем иначе. Но потом я поняла, что это ты…
– Где ты взяла эти фотографии? Кто тебе их передал? – стиснув зубы, прошептала Донская.
– Я возвращалась из магазина и увидела в почтовом ящике конверт, думала, это письмо из пенсионного фонда…
Схватившись ладонью за грудь, на соседней койке застонала грузная женщина. Громко причитая, принялась звать кого-то на помощь. В отделение забежала Таня, зажгла общий свет.