В постели с незнакомцем
Шрифт:
– Я знал, на что она способна, уже откачивал её однажды. Я должен был это предвидеть, Вера.
– Она сама выбрала для себя этот путь, и тебе это известно не меньше!
– Тем не менее её папаша настаивал на своём, даже провёл независимую экспертизу, пытаясь найти хоть какие-то доказательства моей причастности. И повод сомневаться у него был: незадолго до смерти Лариса переписала всё своё имущество на меня. Я не просил этого, это было только её решение. Она словно чувствовала, что скоро уйдёт.
– Почему же он всё-таки выставил всё как несчастный случай?
– Ему было стыдно. Не хотел, чтобы газеты трубили о том, что дочь самого Крестовского – алкоголичка, наложившая на себя руки. Он предпочёл спрятать всё за вуалью нелепой случайности, продолжая мысленно обвинять меня. Он отказывался принимать суровую действительность и будет до последнего верить в свою правду, - он замолчал, прожигая взглядом холм свежевырытой земли.
– Крестовский смертельно болен, думаю, осталось ему не долго.
Дождь прекратился, на кладбище стояла гробовая тишина, как нельзя кстати подходящая этому мрачному месту.
Вера хотела подойти ближе, взять его за руку, но осталась стоять на месте, трясясь от холода.
Он не виноват. Это не он. Она знала это всегда, чувствовала! Его образ хладнокровного мерзавца – всего лишь маска, за которой он скрывает своё истинное лицо. Словно броня, непробиваемые латы. Он так же как и она просто не хочет, чтобы кто-то докопался до его нутра и при удобном случае ударил по самому больному.
В который раз она изумилась, как же сильно они похожи. Два человека с покалеченными судьбами, которые воздвигли вокруг себя неприступную стену.
– Идём домой, - произнёс он и поднял воротник пальто.
Ветер разметал его волосы, забросив пряди на лоб, алые губы выделялись на лице словно спелые вишни, и Вера устыдилась своих мыслей, что даже здесь, в этом траурном месте, после того, как он приоткрыл перед ней дверцу своей души, она стоит и вспоминает о том, каковы его губы на вкус.
– Идём, - коротко кивнула она и побрела следом.
Без Ларисы комната опустела. Аккуратно заправленная кровать, сложенное инвалидное кресло в углу. Чисто, мрачно, холодно.
Из шкафа пропали личные вещи Иры и Анжелы – их миссия в этом доме была завершена, впрочем, как и миссия Веры.
Что теперь будет? Где брать деньги? О возвращении в клуб больше не могло быть и речи - эта страница её жизни перевёрнута навсегда.
Кто-то раскрыл настежь окно: тонкий тюль надувался пузырём - словно белый воздушный парус отправлял её отсюда подальше в свободное плавание.
В нижнем ящике комода сиротливо стояла пара сменной обуви Веры, тёплая вязаная кофта, несколько книг, к которым она так и не успела притронуться. Надо бы забрать…
Дверь комнаты тихо открылась, и вошёл Назар: он выглядел осунувшимся и уставшим, под глазами залегли тени.
– Вот, - протянул тонкую пластиковую папку.
– Что это?
– Заключение врачей. Настоящее. Не хочу, чтобы ты тоже считала меня убийцей.
– Я верю тебе, - она отвела его руку в сторону и позволила себе маленькую слабость: прильнула к его груди, ощущая размеренное
– Поехали домой?
Дворники размазывали по стеклу моросящий дождь со снегом. Казалось, что Назар полностью сосредоточен на дороге, но Вера видела, что его мысли где-то далеко.
О чём он думает? Вспоминает ли совместную жизнь с Ларисой? Грустит ли или радуется, что наконец-то свободен и баснословно богат? Ему ещё нет тридцати, а он уже совладелец банковской империи. Совсем скоро не станет и Крестовского, тогда его руки будут окончательно развязаны.
Вера прислонилась виском к стеклу, провожая взглядом мелькающие мимо автомобили. Из динамиков доносились нарочито весёлые новогодние треки – уже уставший от зимы народ пребывал в ожидании главного праздника. Дня, когда каждый взрослый хоть на мгновение превращается в ребёнка и начинает верить в чудо. Чудо с Верой уже произошло – она без памяти влюбилась. В странного мужчину с ледяным взглядом. Мужчину из своего непростого прошлого. Их судьбы были переплетены загадочным образом, и не оборвётся ли эта нить уже завтра – она не знала.
Из раскрытой сумки торчал край пластиковой папки: стоит только заглянуть внутрь и все душевные терзания окончательно рассеются. Но она не хотела этого делать, она услышала его версию и больше не желала в этом копаться. Он этого не делал. Точка.
– Как ты? – бросила на него быстрый взгляд: непроницаемая маска не выдавала ни единой эмоции.
– Нормально, - коротко отрезал Назар, притормаживая у светофора. Стайка людей единым потоком хлынула переходить дорогу, какой-то парень в надвинутом на глаза капюшоне задел плечом грузную женщину, та поскользнулась и выронила из рук пакет - по грязно-серой снежной каше рассыпались мандарины. – Я рассказал тебе сегодня о том, что случилось тогда в горах. Мне бы хотелось, чтобы и ты честно ответила на мой вопрос, - не глядя на неё вдруг проговорил он.
– Ты это о чём? – Вера отвлеклась от суеты за окном и нахмурилась, предчувствуя неладное. Красный сменился зелёным – Назар плавно тронулся, следуя за заляпанной «десяткой».
– Кто он, тот парень, к которому ты ездишь? Тот блондин в инвалидном кресле.
Веру словно наотмашь ударили.
Он узнал о Сашке. О её тайне.
Она сжала кулаки, больно впиваясь ногтями в кожу. Дыхание получалось рваным, сердце выстукивало неровный ритм. То, что она так тщательно скрывала - всплыло на поверхность. Он всё знает. Но как он узнал? Кто ему рассказал?
Только два человека были в курсе: Нина и Новикова. Но нет, они не могли!
Опустила руку в карман, нашаривая упаковку таблеток. Блистер был пуст.
– Так кто он? – повторил Назар и уставился на неё пронизывающим, испытывающим на прочность взглядом.
Он всё знает и просто проверяет её на вшивость. Он был честен с ней, теперь настала и её очередь… Но как же трудно обнажать душу.
– Это Сашка, мой… друг, - вытолкнула из горла его имя, ощущая неприятное давление в висках.