В постели с врагом
Шрифт:
Отец нахмурился.
— Я не думал, что у тебя серьезно с Эллиотом.
— Нет, ты просто хотел любой ценой получить то, что тебе нужно. И, как всегда, готов был раздавить любого, кто окажется на твоем пути. На этот раз ты раздавил меня, папа. Может, ты и финансовый гений, но как отец ты полное ничтожество.
— Родственные чувства здесь ни при чем. Это бизнес.
— Нет, папа, сейчас я говорю, и ты меня выслушаешь. Я не просила новый спортивный автомобиль каждые два года, я не просила драгоценности или одежду от кутюр. Все, что мне было нужно, — быть рядом с тобой, доказать тебе, что я
Она не могла сдержать слезы и нервную дрожь, сотрясавшую все тело, и ненавидела себя за них. Это были признаки слабости, а Мэтью Холт не любил слабых. Он открыл рот, чтобы что-то ей ответить, но Обри жестом остановила его.
— Я не могу работать на того, кому не доверяю, кто использует меня и готов принести меня в жертву своему эгоизму. Я ухожу. Вывезу свои вещи в этот уикенд и освобожу квартиру, как только смогу. — Она повернулась и пошла к выходу, но у самой двери остановилась и добавила: — Я хочу Хилл-Крест-Хаус. Хочу его сейчас. Я должна была унаследовать его, когда выйду замуж, но из-за твоей жадности и нечистоплотности единственный человек, за которого я хотела бы выйти замуж, вряд ли еще когда-нибудь заговорит со мной.
Мэтью сжал губы. Это был единственный ответ на ее гневный монолог. Интересно, он хоть понимает, что разрушил ее жизнь? Или ему все равно?
— Я распоряжусь.
Обри взялась за ручку двери.
— Обри! — окликнул ее отец. — Я не думал причинять тебе боль.
Она подавила рыдание и кинула через плечо:
— Нет, папа, ты просто не думал обо мне.
— Лайам, Обри Холт хочет вас видеть, — доложила Энн.
Лайама бросило в жар, затем в холод. После уикенда ему пришлось объясняться с Патриком, успокаивать членов семьи, разрабатывать для пиар-отдела стратегию, которая позволила бы с честью выйти из ситуации. Он запретил себе думать об Обри, но она то и дело возникала перед его глазами.
— Я занят. Назначьте ей встречу на другое время.
— Лайам, — за спиной Энн стояла Обри, — пожалуйста…
Проклятье. Если бы кто-нибудь сейчас воткнул ему нож в сердце, это не причинило бы ему, наверное, такую боль. Лайам стиснул зубы и жестом отпустил Энн. Она вышла и закрыла за собой дверь.
Обри выглядела так, будто не спала ни секунды с того дня, как они расстались.
Лайам не встал и не предложил ей сесть. Это было нелюбезно, но он и не собирался быть любезным. Кроме того, если он встанет, то может не удержаться и кинуться ей на шею. Обри в прошлом. Просто еще одна «не та» женщина.
Их отношения закончены. Закончены. Точка. Проклятье.
Лайам откинулся в кресле и скрестил руки на груди.
— Что тебе надо, Обри?
Она глубоко вздохнула и сказала:
— Я пришла извиниться. Ты был прав. Это сделал мой отец.
Он был в этом уверен, и оттого, что она это признала, ему не стало легче.
— Спасибо за извинения. Всего доброго. Обри сделала шаг в его сторону.
— Когда мой отец узнал про нас, он сказал, что хочет мне счастья. Я понятия не имела, что ему хватит подлости использовать меня, чтобы подобраться к тебе, а через тебя — к ИХЭ. Ты должен мне поверить, я в этом не участвовала,
Она сделала еще шаг.
— Ты был также прав насчет нашей первой встречи. Я пригласила тебя, чтобы попытаться разузнать внутреннюю информацию ИХЭ. Но я отказалась от этой мысли еще до того, как мы занялись любовью. Все, что ты мне говорил, я никому не передавала. После бала отец долго допрашивал меня, что я узнала о суматохе в ИХЭ. Я обратилась в коммерческий отдел наших общих рекламодателей, попыталась узнать, не доходили ли до них какие-нибудь слухи. Их коммерческий директор прислал мне доклад. Но я уничтожила его, Лайам. Я не могла передать эту информацию отцу, потому что влюбилась в тебя. Но он все равно получил ее от других. Я не знаю, после этого он стал охотиться за твоим компьютером или с самого начала это входило в его планы… неважно. Мне очень стыдно, что я оказалась замешана, и мне жаль, что я причинила тебе боль.
— Это все?
— Нет. Еще одна вещь… я люблю тебя. У него перехватило дыхание.
— Это не страсть и не увлечение. Я люблю тебя. Я люблю твою улыбку, твою настойчивость, твою преданность семье. Я люблю тебя за то, что ты заставил меня почувствовать себя самой сексуальной женщиной в мире. Люблю тебя за то, что наконец-то люблю. Впервые в жизни. — Ее губы дрожали. — И я никогда не забуду то счастье, которое ты мне подарил. Спасибо тебе за это. — Комок в горле не давал ей говорить. — Прощай, Лайам. Будь счастлив.
— Может, ты объяснишь нам, что за срочность, зачем ты нас всех вызвал? — спросил Гэннон, старший брат Лайама, садясь за стол в зале заседаний на двадцать четвертом этаже ИХЭ.
Лайам подождал, пока Тэг, его средний брат, и Бриджит займут места за столом.
— Я хотел лично принести вам извинения за утечку информации. Я совершил ошибку.
Гэннон фыркнул. Лайам резко повернулся к нему, но сдержался. Как исполнительный редактор «Пульса» Гэннон больше всех пострадал от выпада Холта. Тэгу, редактору отдела новостей «Пульса», тоже не позавидуешь.
— Я оставил свой ноутбук без присмотра там, где не должен был. Я совершил непростительную ошибку. Это больше не повторится.
Тэг подался вперед.
— Неужели ты не понимал, что подставляешься?
— Нет.
А должен был? Это вопрос, который он снова и снова задавал себе. Черт возьми, если бы только они остановились в гостинице… Или это все равно бы случилось?
Тэг пожал плечами.
— Если ты ничего не подозревал, тогда я не вижу причин винить тебя. Холт ублюдок. Все мы знаем это. Закрутить роман с его дочерью было, наверное, не самым умным шагом, но все ошибаются. Наверняка у тебя были веские и очень симпатичные основания.
Лайам усмехнулся. Все его романы всегда были ошибкой.
— Когда мы познакомились, я не знал, кто она такая, и… влюбился. Ни одна женщина еще не производила на меня такого впечатления. Но я должен был развернуться и уйти, как только узнал ее имя.
Но тогда ничего не было бы. И Лайам не сожалел о том, что тогда остался завтракать с нею. Даже если бы он с самого начала знал финал, то все равно поступил бы точно так же. Только оставил бы ноутбук дома.
— Ты ее любишь? — спросила Бриджит, молчавшая до сих пор.