В простор планетный
Шрифт:
Рашков был чуточку грузен. Но полнота скрадывалась высоким ростом. Выражение лица живое, чуть насмешливое. Быстрые, хотя и не порывистые движения. Волосы русые, а глаза темно-коричневые, как и на портрете, и в глубине их, когда Николая что-нибудь волновало, вспыхивали мимолетные яркие искорки.
Приветствуя Герду, вошедшую в его врачебный кабинет, Рашков так весело посмотрел на нее, таким легким, изящным движением пододвинул ей кресло, что она подумала: "А говорят, ему пятьдесят. Он выглядит по крайней мере лет на двадцать моложе".
Сходство двух Николаев
– Ну что же, Герда Лагерлеф, - сказал Рашков, держа развернутый рулон с выкладками аналитико-диагностической машины, - твой организм сравнительно легко справляется с последствиями травмы. Есть еще некоторая слабость результат шока и большой потери крови. Но скоро ты будешь вполне здорова... насколько это возможно при утрате конечности.
– Значит, скоро покину вас?
Рашков взглянул на нее серьезно, но в глазах его мелькнула лукавая усмешка.
– Нет, Герда, - сказал он, - тебе придется пробыть у нас долго.
– Долго?
– растерянно спросила Герда.
– Но почему?
– Потому что ты вернулась с Венеры не для того, чтобы уйти от нас с одной рукой.
– Да, припоминаю... мне говорили. Но разве изготовить протез... долго?
– Протез? Нет! Мы должны отрастить тебе руку.
Герда с недоумением смотрела на него. И вдруг преисполнившись захватывающей надежды и в то же время боясь разувериться, спросила прерывающимся голосом:
– Неужели... возможно? И ты гарантируешь - у меня будет... вторая живая рука?
– Полной гарантии не даю, - сказал Рашков, - это дело еще новое. Однако...
Он включил теле, набрал индекс. В комнате очутилась молодая девушка. Она дружески поздоровалась с обоими, бросив украдкой участливый взгляд на Герду. Но та заметила этот взгляд. "Теперь редко встречаются такие инвалиды, подумала Герда, - все удивляются и жалеют".
– Что сейчас по расписанию в детском городе для среднего возраста? спросил Рашков.
– Свободный час.
– Ого, это удачно! Вызови, пожалуйста, к теле Марину Колоскову.
Через несколько минут вприпрыжку вбежала девчушка лет десяти, весело поздоровалась с врачом и смущенно с Гердой, на мгновение уставившись на ее забинтованную культю.
– Ты хотел меня видеть, - обратилась она к Рашкову.
– Я хотел, - сказал Рашков, - показать тебя этой девушке (он кивнул в сторону Герды), чтоб она не очень расстраивалась.
– Ей совсем не надо расстраиваться, - серьезно, как взрослая, сказала Марина, - у нее все будет хорошо.
Герда улыбнулась ей.
– Ты что сейчас делала, Марина?
– спросил Рашков.
– Мы играем в пятнашки!
– воскликнула девочка.
– И я только-только догнала Таю...
– Как вдруг я тебе помешал!
– Помешал, - призналась
– Ну иди играй!
Девочка попрощалась и, повернувшись на одной ножке, убежала.
– Ты заметила, на какой ножке она повернулась?
– спросил Рашков, выключив теле.
– Нет... А разве имеет значение?
– Имеет. Это была правая нога. Как раз та, которую ей ампутировали три года назад.
– Не может быть!
Рашков расхохотался:
– Я вспомнил анекдот, который прочитал в какой-то старинной книге. Одна женщина, впервые увидев жирафа, воскликнула: "Не может быть!"
Герда улыбнулась.
– Но это так невероятно. А почему ей ампутировали ногу? Теперь это редко...
– Тут были не совсем обычные обстоятельства. Родители Марины - гляциологи, работали тогда в Антарктиде. Они очень соскучились по дочке и взяли ее на время из детского города к себе. Она много резвилась, бегала. Недосмотрели, упала со склона крутого снежного холма на твердый, как сталь, лед и сломала ножку, да так неудачно, что часть костей ниже коленной чашки была совершенно раздроблена. Ее доставили к нам, мы посоветовались с хирургами. К тому времени в восстановлении тканей организма были уже достигнуты немалые успехи. Ну и решили: ампутировать...
Герда с ужасом смотрела на Рашкова: как можно было принять такое отчаянно смелое решение?
А он продолжил:
– ...чтобы заменить ее заново выращенной.
– Рашков улыбнулся: - Дети играют в пятнашки. Как сто и триста лет назад!
Глава 27
Наблюдения и предположения
Дежурил Жан. Пост установили на крыше палатки, чтобы расширить поле наблюдения.
Приняв таблетку от утомления (на Венере их приходилось принимать часто), Жан в бинокль рассматривал грибы. Но рассматривать, собственно, было нечего: они продолжали стоять неподвижно, утратив, казалось, всякую способность к движению. Почему это? Переваривают пищу, что ли? Как удав кролика?
В бинокль все отчетливо видно. А грибы, наверно, не видят Жана. Есть ли у них вообще органы зрения? А может быть, есть, и гораздо более совершенные, чем наши? Но как бы то ни было, они, по-видимому, никак не реагируют на близкое присутствие людей. И вообще не проявляют признаков жизни.
Или они в самом деле умерли? Тогда и излучения не должно быть.
Ничто не меняется. Утомительно однообразное зрелище. Жан невольно прикрыл глаза. Нет, нельзя это делать! Часовой должен быть бдительным.
То, что он увидел в следующее мгновение, показалось ему обманом зрения. Гриб-вожак внезапно рассыпался. Словно беззвучно взорвался. Там, где он только что стоял, - пустое место.
Второй...
Третий!..
Жан сильно постучал в крышу палатки. Вряд ли друзья крепко спали: слишком напряженным было ожидание. Может быть, они даже оставались в скафандрах? Во всяком случае, что-то уж очень быстро миновали шлюз, стремглав взобрались на крышу. Приставив к глазам бинокли, они еще успели увидеть, как рассыпались последние грибы.