В пучине гражданской войны. Карелы в поисках стратегий выживания. 1917–1922
Шрифт:
Второй виток в развитии активизма был связан с началом Первой мировой войны. В ноябре 1914 года в финской печати появилась так называемая «Программа 1914», секретно разработанная российской властью, – пакет касающихся Финляндии мероприятий, направленных на ужесточение внутреннего режима. Эта программа, так никогда и не реализованная, была истолкована как новое русификационное наступление, и её появление в прессе привело к реанимации активизма. Молодые люди, прежде всего члены студенческих организаций, приняли решение наладить контакт с Германией, которая как противник России в войне автоматически становилась союзником антироссийских кругов в Финляндии.
Со своей стороны, и Германия проявила инициативу. Получив сведения о намерениях молодых финских активистов, германский посол в Стокгольме фон Райхенау установил контакт с финским революционным деятелем Конни Циллиакусом [96] . Итогом сотрудничества Германии и националистических кругов Финляндии стало открытие военных курсов для финских молодых людей в местечке Локштедт (Германия). Политические лидеры активистов производили вербовку молодых уроженцев Финляндии среди учащихся высших школ Гамбурга, Любека, Висмара и Дрездена; ограниченная вербовка проводилась также и на территории Финляндии, преимущественно в среде студенчества и творческой интеллигенции. Немецкий военный агент в Стокгольме
96
Соломещ И. М. Финляндская политика царизма в годы Первой мировой войны. С. 42.
97
Об истории егерского движения см.: Lauerma M. J"a"ak"arien tie / toim. M. Onttonen ja H. Vitikka. Helsinki, 1984; Onttonen M. J"a"ak"arikirja. Helsinki, 2002.
Обучение финских добровольцев началось 25 февраля 1915 года. В сентябре 1915-го Германия решила увеличить число обучающихся до размера батальона в 1900 человек. Весной 1916 года из этой группы сформировали Прусский королевский батальон егерей № 27 под руководством майора Максимилиана Байера, который принимал участие в боевых действиях против России [98] .
Германская разведка помогла финским активистам создать на территории Финляндии разветвлённую сеть. С начала 1915 года егеря, прошедшие подготовку в Германии, забрасывались в Финляндию для организации агентурной сети, вербовки новых осведомителей и сбора информации о русских войсках [99] . Имперское правительство было осведомлено о ведущейся вербовке, и в 1916 году число финляндцев, задержанных по подозрению в вербовке, саботаже или шпионаже, достигло 250 человек. В то же время подготовка егерей не рассматривалась правительством России как реальная угроза восстания в Финляндии [100] .
98
Lauerma M. J"a"ak"arien tie. S. 301–382.
99
Лайдинен Э. П., Веригин С. Г. Финская разведка против Советской России: специальные службы Финляндии и их разведывательная деятельность на Северо-Западе России (1914–1939). Петрозаводск, 2004. С. 43, 44.
100
Соломещ И. М. Финляндская политика царизма в годы Первой мировой войны. С. 46, 47.
Егеря считали своими важнейшими целями не только обретение Финляндией независимости, но и осуществление проекта «Великой Финляндии», включающей в себя Восточную Карелию. Уже 7 апреля 1917 года на собрании активистов и егерей в Суомуссалми было принято решение требовать от российских властей полной независимости Финляндии и присоединения к ней родственного народа – карел [101] . Как видим, в этой политической среде вопрос о независимости Финляндии и судьбе Карелии рассматривался как единое целое. Кроме того, активисты и егеря выступали за решение этого вопроса военным путём, что и было реализовано ими во время добровольческих походов в Российскую Карелию в 1918 и 1919 годах.
101
Vahtola J. «Suomi suureksi – Viena vapaaksi». S. 25.
2.4. Карелы в экономическом поле Финляндии
Если попытки национального наступления финских активистов на российских карел, предпринятые в предреволюционное десятилетие, захлебнулись, то экономическое поле Финляндии всё шире распространялось к востоку от границы [102] . Динамично развивавшееся и быстро модернизировавшееся Великое княжество становилось всё более важным для Российской Карелии. Финляндия давала карелам возможность заработка (в разносной торговле – коробейничестве – участвовали от 1,5 до 2,5 тысяч человек в год, для огромного большинства карел источником заработка были лесные работы на финские фирмы) [103] , а также была источником приобретения продуктов и повседневных товаров. Кроме того, Финляндия становилась образцом для подражания для живущих по соседству карел, именно она предлагала передовые модели хозяйствования, – такие, как, например, организация хуторских хозяйств (особенно актуальная после Столыпинской реформы), молочного животноводства, осушения болот по финскому образцу. Министерство финансов так резюмировало многочисленные обращения олонецкого губернатора Н. В. Протасьева: «…согласно уведомлению олонецкого губернатора, карельское население […] поставлено, ввиду отсутствия удобных путей сообщения, в полную экономическую зависимость от Финляндии» [104] .
102
Об экономическом влиянии Финляндии на Российскую Карелию см.: Витухновская М. Указ. соч.; Баданов В., Кораблёв Н. Использование агрохозяйственного опыта Финляндии Олонецким земством в начале XX века // Финский фактор в истории и культуре Карелии XX века. Гуманитарные исследования. Вып. 3 / ред. О. П. Илюха. Петрозаводск, 2009. С. 41–54.
103
История Карелии с древнейших времён до наших дней. С. 277.
104
НА РК. Ф. 1. Оп. 1. Д. 106/61. Л. 128.
В то время как экономическое влияние и притяжение Финляндии нарастали, влияние финского национального движения на национальное самосознание российских карел сильно отставало, хотя и варьировалось в зависимости от экономической зависимости региона от Финляндии и географической близости к ней. Финское экономическое влияние было сильно в нескольких регионах – в «столице» Беломорской Карелии селе Ухта, а также таких центрах, как Вокнаволок и Юшкозеро. Примером экономической коллаборации с Финляндией являлась Ребольская (Repola) волость, расположенная в северо-западной части Повенецкого уезда, на границе с Финляндией. Волость получила толчок к своему развитию в связи с постройкой железнодорожной ветки до станции
105
Верста равнялась 1,06 километра.
106
Фесвитянинов С. М. На границе Финляндии: очерк // Вестник Олонецкого губернского земства. 1911. № 14. С. 10.
107
Жуков Ю. А., Кораблёв Н. А., Макуров В. Г., Пулькин М. В. Ребольский край: исторический очерк. Петрозаводск, 1999. С. 10–14. О роли Финляндии как важнейшего фактора социоэкономического бытия Российской Карелии см.: Витухновская М. Указ. соч. С. 91–99.
Финское влияние в Реболах было весьма сильным. Весь уклад жизни ребольцев был финским: в волости ходила финская монета, многие крестьяне владели финской грамотой при том, что мало кто умел читать по-русски, по финским образцам осуществлялась мелиорация земель и создавались хуторские хозяйства, даже одевались ребольцы на финский лад, и по внешнему виду мало отличались «от соседа финна» [108] .
Необходимо отметить, что далеко не все карельские регионы были экономически связаны с Великим княжеством. Значительная часть карельского населения была экономически ориентирована на Петрозаводск и Петербург. Это относится, прежде всего, к населению Петрозаводского и Олонецкого уездов Олонецкой губернии. Проживавшие здесь карелы в массе своей лучше знали русский язык и были хорошо знакомы с русскими реалиями. В этом смысле мы можем утверждать, что разные группы карел Северо-Запада России находились в различных экономических сферах влияния, что не могло не отразиться и на том, как в дальнейшем, в ходе гражданской войны они выбирали свои стратегии. Понимание политических предпочтений различных групп карельских крестьян в годы гражданского противостояния невозможно и без анализа национального самосознания крестьянской массы, предпринятого авторами в следующем разделе.
108
Жуков Ю. А., Кораблёв Н. А., Макуров В. Г., Пулькин М. В. Указ. соч. С. 10–14.
2.5. Специфика национальной идентичности карельских крестьян: «народный протонационализм»
Изучение национальной идентичности крестьян – как и в целом их самосознания – задача, осложнённая целым рядом обстоятельств. Прежде всего, перед исследователем встаёт проблема поиска и отбора источников. Теодор Шанин не зря назвал крестьянина «великий незнакомец» [109] – крестьянство России, составлявшее к началу XX века более 80 процентов населения империи, оставило после себя ничтожное количество документов. Нам в редких случаях становятся известны дневники или воспоминания крестьян, их переписка. Однако и немногие обретённые нами источники такого рода зачастую разочаровывают: они, как правило, предельно конкретны, их авторы сосредоточены на жизненных реалиях и совершенно не готовы делиться своими мыслями и чувствами.
109
«Великий незнакомец» – название переведенной на русский язык хрестоматии Т. Шанина (Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире: хрестоматия / сост. Т. Шанин. М., 1992). Английская версия хрестоматии называется по-другому: Peasants and Peasant Societies. Selected Readings / ed. T. Shanin. L.; N. Y., 1987.
Вышедшие из-под пера крестьян документы крайне скупо знакомят нас с их предпочтениями и взглядами, но дают очень ясное представление о характере их мышления. Оно было, «заземлённым», сосредоточенным на повседневных реалиях их жизни. Крестьяне, как правило, не были в состоянии решать более или менее абстрактные вопросы политического бытия, поскольку до поры до времени, пока эти вопросы не превращались для них в реальные угрозы, они не касались их непосредственно. Основная часть российского, в том числе и карельского крестьянства постоянно находилась на грани выживания, будучи зависимой от капризов погоды, несовершенства своих орудий труда и фискальной государственной политики. Образное определение английского экономиста Ричарда Тауни, писавшего в 1931 году, что положение китайского крестьянина «можно уподобить положению человека, по горло стоящего в воде: достаточно лёгкой ряби, чтобы утопить его» [110] – всецело подходит и к ситуации с крестьянином-карелом. Он был сосредоточен на повседневной борьбе за выживание – и именно эти, повседневно применявшиеся стратегии занимали всё его внимание.
110
Tawney R. H. Land and Labor in China. Boston, 1966. P. 77.
В произведениях карельского писателя Николая Яккола, выходца из карельской глубинки, хорошо знавшего психологию своих односельчан, даётся выпуклая характеристика особенностей сознания карельского крестьянства. Описывая события гражданской вой ны в Беломорской Карелии, Яккола писал о своих героях:
«Они хорошо знали, когда созреет хлеб и его можно убирать, сколько брёвен можно погрузить на панкореги [111] , когда лучше всего ловится рыба, – но что такое революция, как власть от одного класса переходит к другому, они представляли смутно. Их мышление было конкретным, предметным, как у детей или первобытных людей. Чтобы освоить новое, они должны были сами испытать его, попробовать. Разобраться в запутанной обстановке того переломного времени, в перекрёстных волнах быстро сменяющихся событий они были не в состоянии» [112] .
111
Сани-волокуши.
112
Яккола Н. Водораздел: повествование. Петрозаводск, 1985. С. 368.