В радости и в горе
Шрифт:
— Позволь купить тебе эту Свободу как напоминание о твоих достижениях, память о которых, правда, и без того будет жить в веках, — произнес Мэт, выбрав удивительно липкую статуэтку из зеленого пластика, голову которой венчала золоченая корона.
— Благодарю. — Статуэтка была неимоверно безвкусной, но Джози уже знала, что будет дорожить ею больше всего на свете.
— А что, если еще и это в довершение картины? — Он водрузил на ее голову большую корону, как у Свободы, из зеленого пенополиуретана.
Джози снисходительно приняла соответствующую позу.
— Выглядишь потрясающе, — сказал он.
— Ну
На обратном пути к пристани Мэт держал ее за руку, по-дружески, без всякого намека на интимность, но это тем не менее волновало ее, и она чувствовала, как под короной на голове пробегают горячие токи.
Они едва успевали на последний паром, и в сумерках силуэты небоскребов становились нечеткими. Они стояли у поручней и смотрели на Манхэттен, который надвигался на них по мере того, как они, успокоенные, толчками приближались к нему через Верхний залив Нью-Йорка. Солнце уже село, и теперь ощутимо похолодало. Пробирало до костей. Мэт притянул ее к себе, обвив руками, чтобы хоть как-то уберечь от порывистого ветра. Она бы предпочла укрыться внутри пароходика и посидеть с ним так вот, обнявшись, в тепле буфета, но не двигалась, боясь прервать объятие Мэта, который, может быть, уже не решится вновь прижать ее к себе.
— Спасибо за отличный день, — прошептал Мэт, почти касаясь губами ее шеи. — Мне давно не было так хорошо.
Вот он наступил, этот неприятный момент, который она просто ненавидела. Момент, когда люди неловко перекидываются пустыми фразами, не решаясь сказать: «Прощай», «Пока», «До свидания», «Auf wiedersehen» [3] , «Adieu» [4] . «Все было просто великолепно, но мне надо идти. Позвони. Нет, я лучше сам позвоню. Когда-нибудь. Скоро. Правда позвоню». А потом — еще и неловкость от того, что надо решить: целоваться или не целоваться? Целоваться, но не особенно пылко? Целоваться, но без привкуса отчаяния?
3
Auf wiedersehen (нем.) — до свидания.
4
Adieu (фр.) — до встречи.
Каждый раз в подобных ситуациях она все равно делала что-то не так — именно это всегда и было последним, что она от них слышала. И почему только мужчины не могут быть честными и просто сказать: «Знаешь, все было отлично, но ты — женщина не в моем вкусе. Мне нравятся более высокие». (Варианты: более низкие, более полные, более худые, более светловолосые, больше похожие на мою мать, ну, в общем, другие.) Почему взрослые люди считают необходимым играть в эти детские игры?
— Джози… — вздохнул Мэт.
Нет, только не это, он не должен говорить, что она не из тех женщин, которые ему нравятся! Пусть он даст ей номер своего мобильного телефона и пусть одна цифра в нем будет намеренно не той; тогда всю вину можно будет свалить на неустойчивую связь и на ее невезучесть, а не на всю неадекватность ее поведения с
— Мне очень… — Мэт опять вздохнул, — спокойно и уютно с тобой.
— Уютно? — нахмурилась Джози. — Как в старых шлепанцах?
— Нет, — Мэт всматривался в даль. — Нет, как в дорогих кожаных перчатках.
— А это что, хорошо?
— Да, — он развернул ее к себе, — очень хорошо.
— Разве?
— Все же лучше, чем в шлепанцах.
Джози фыркнула.
— Мне бы хотелось увидеться сегодня вечером, — тихо сказал он ей на ухо. — У тебя есть какие-нибудь планы?
О, пока я в Нью-Йорке, мне надо пообедать с таким множеством знаменитостей: с Дональдом Трампом, с Вуди Алленом, со Слаем Сталлоне, может быть, даже с Биллом Гейтсом!
— Да, в общем, ничего такого, чего нельзя было бы отменить, — ответила она.
Мэт взглянул на часы.
— А мне надо не упустить тут одну рок-группу перегруженных гормонами парнишек.
— Известных под именем…
— «Крутоголовые».
— Крутоголовые?
На его лице отразилось отчаяние.
— Знаю, — вздохнул он, — я для такого староват. Я еще помню Нила Седаку. Более того, мне нравился Нил Седака! Меня самого кидает в дрожь от этого откровения, — он покачал головой и опять вздохнул. — Их студия находится в нижней части Ист-Сайда. Мне надо пройти еще и через это испытание.
Джози рассмеялась.
— Может быть, встретимся где-нибудь попозднее? Что ты об этом думаешь?
Она обрадовалась, что мысль о месте встречи ей в голову пришла тут же.
— Как ты относишься к мексиканской кухне? — спросила она. — Я знаю неплохое место, «Аламо», на Сорок восьмой улице в Ист-Сайде.
— Я обожаю все мексиканское. Восемь часов, пойдет? — Мэт шарил в карманах. — Пожалуй, мне лучше записать. Память у меня уже не та, что…
— У слона?
— …что раньше. — Он вытащил ручку и помятый листок бумаги и что-то на нем нацарапал. Запихнул этот листок поглубже в один из карманов своего пальто и притянул ее к себе.
Губы у Джози пересохли. Свидание. Настоящее вечернее свидание, обед вдвоем. С тем, кого не знала раньше. Так вот, Джози Флинн, разведенка ты этакая, провинциалка из Богом забытого Кэмдена, все, оказывается, не так уж и сложно. Так ведь?
Мэт улыбнулся ей и опять крепко прижал к себе. Легкое нервное подергивание пробежало у Джози по животу: на сей раз она уже точно знала, что эта дрожь не связана с восхождением на статую Свободы.
Глава 7
Это были четыре юнца с еще свежими лицами. На них не было и следов подростковых прыщиков. Страшно несправедливо, ведь у него самого в пятнадцать лет лицо было, как пузыристая корочка пиццы. Мэт уселся в кресло как можно глубже. Похмелье все сильнее овладевало им, раскачивая из стороны в сторону в ритме бита. В затемненном подвале многоквартирного дома, недавно прошедшего реконструкцию, «Крутоголовые» нестройно бренчали свою по-юношески похотливую дребедень со вкрадчивыми стишками о потерянной любви и с такой же слащавой музыкальной частью. И это новые битлы? Вот уж не сказал бы. Далековато им до трагического лиризма песен «Элинор Ригби» и «Она покидает дом».