В Россию с любовью

Кусков Сергей Анатольевич

— Саш, я буду драться, — нахмурилась Машка. Я и так это знал — лишь убедился. — И хорошо, что ты меня на танец не приглашал — я б не выдержала и уже б зарядила им огнешаром от души. Хоть сейчас покуражусь.

— Что ж, замётано. Тогда спокойно доедаем, допиваем…

— Расплачиваемся? — спросила Тома.

— Не стоит, — скривился я. — Потом. Сразу после.

— Хорошо.

Тётка Настасья что-то почувствовала, ибо судя по перемещению глаз Маши, она двигалась. Но я, чтоб не палиться, не оборачивался.

— Так, диспозиция. — А это взяла слово Тамара. — Маш, ты главная ударная сила. Вон та, та и эта — самые сильные и опытные на вид, бойцы криминального мира. Их надо вырубить

первыми. Соль, твои вон та, та и та. Селена — возьми вот эту толстую. А я… Остаётся Саша. Сейчас тихо и незаметно пересаживаешься на моё место, сюда, к ограждению. И как начнётся, сразу лезешь под стол, чтоб тебя случайно не задело фигурой. Если что-то с тобой случится, твоя мама нас всех повесит, и это не образное выражение, а реальная нам угроза.

— Слова истинной тавади! — отсалютовал я остатками пива, которые растягивал, после чего допил его. — Это не всё. Надо задрать их. Соль, взорви на их столике какую посудину, и лучше чтоб кто-то порезался.

— Саш, пересядь! — шикнула Тома. Маша на этот гневный окрик лишь покачала головой, тяжело вздохнув.

— На рожон не лезь. Нам одного раза хватило. — Это она мне.

— Они не ждут первого удара от мальчика. Я дам вам пару секунд времени. — А это для Томы и Заек. — Не упустите.

— Я чего-то не понимаю? — в удивлении раскрыла рот Селена.

— Да. Всё, — отчиталась Тамара. — Уважаемые… Бояричи. Я в этом не хочу участвовать! Я хочу жить!

— Не ссы, Маруся, я Дубровский! — вставил я фразу, смысла которой не понимал, но звучала красиво.

— А кто такой Дубровский? — нахмурила бровки Соль.

— Потом. Итак?

— Щас.

Дзинь!

За соседним столиком как раз смеялись с какой-то пошлой шутки, и смех резко оборвался.

— Эй, кто это сделал?

Фишка магии, что её не видно, но ты её чувствуешь. Направление, откуда, от кого прилетело. Как это происходит — фиг знает, буду разбираться, когда пойму, что у меня там с даром.

Спиной не видел, но почувствовал, как все глаза компании устремились на нас. У Соль получилось.

— Эй, мелкие, вы чего разухарились? Проблемы хотите, давно мамка в угол не ставила? — поднялась, судя по скрипу стула, пострадавшая из-за стола.

— Саша, Маша, отставить! — фоном издалека раздался крик, и я понял, что слишком предсказуем. Дружина на стрёме и вот-вот вмешается. А потому не стал ждать естественного развития событий и диалога в духе: «Ты чё!» «Нет, это ты чё!», а быстро-быстро, насколько позволяла мышечная реакция этой тушки, вскочил, перехватил свой деревянный стул за спинку, и со всей дури опустил его на голову одной из бойцов криминального мира, кто сидел прямо за мной. Та позволила ударить, ибо до последнего не верила, что это реальность. После чего, выпустив обломки стула, залез обеими руками в карманы камзола и вытащил заготовленные вилки — свою и Тамарину. Вилки грязные, кто их мыл, да и плевать! И следующим движением зарядил в бицуху накачанной тётке с бойцовкой татуировкой на оном бицепсе, сидящей рядом. А ещё следующим кинулся к сидящей за ней… Но тут фактор внезапности кончился, и меня отшвырнуло фигурой на наш же столик.

Бу-ум! Хороший камзол, из дорогих. Не дал порезаться ни обо что, и даже не порвался. Да и почти всю грязную посуду официантка уже унесла — было скорее неприятно, чем больно. Ощущения гадские, но не смертельно.

Перелетев через стол, я свалился за него, и не упал в воду только потому, что ограждение. Верёвочное, кажется, это называется леер, хотя могу ошибаться, но главное, что не упал.

А в это время на том месте, где был я, началось светопреставление.

Машка зажгла — и это не фигура речи. Это просто фигура. Трое или четверо

гопниц катались по полу с обожжёнными лицами и руками, остальные пытались парировать угрозу, но им мешали действующие точечно и очень слажено тренированные уральской тайгой Зайки. Тома же страховала. Не скажу, что наши проигрывали, отнюдь — бились на равных. Да, за счёт фактора внезапности, но на равных же! История не имеет сослагательного наклонения, и я не знаю, смогли бы они победить или нет. Я бы, разумеется, снова вмешался, ибо мог чем-то пуляться в стерв вещественным — стульями там, тарелками. Нет, вообще не смертельные удары, но отвлекают, снижают концентрацию, а именно она часто залог победы. А если б повезло — снова бы стулом зарядил. Но тут уже как получится. А может быть вмешалась бы кавалерия в лице нашей дружины и показала бы всем «избушку лесника»? Возможно и это. Однако ни победить, ни проиграть, ни дождаться кавалерии не получилось, ибо я ещё не успел подняться с пола, как над палубой раздался крик:

— Они детей обижают!

— Детей бьют! — поддержали с другого конца палубы.

— Мальчика ударили! — Ещё один крик.

— Да сколько можно это терпеть!

И гопниц принялись месить. Со всех сторон, разом. Не четверо малолеток, пусть и из непростых родов (а значит сильных одарённых), а с десятка полтора таких же взрослых опытных тёток. Все одновременно сорвались со своих мест и ринулись на бандиток, плевав на всё, раскатывая их в блин и закатывая в пенобетон. Я только успел встать, осмотреться, застыть с отвиснутой челюстью… А концерт кончился. Кто-то, не страдающий нормами дворянской чести, усердно добивал лежачих, мстя за минуты и часы унижения, когда никто на палубе ничего не мог им сделать, остальные расходились, наши стояли в недоумении — рассчитывали на куда большее веселье и расстроились (этих женщин не понять). Оглянулся на наших. Тётка сидела без лица, но на своём месте — не дёрнулась. Сообразила, что со мной всё в порядке, да и с Машей тоже. Её девочки подскочили и даже подбежали ближе, но застыли — ждут отмашку. Пора вмешаться. Отряхнувшись, обошёл стол и подошёл ко главной.

— Эй, шмара! Я же тебя по хорошему предупредил! Заваливайте кабину и дуйте в тряпочку! Чего было не понятно?

— Пошёл ты! — Эта сеньора сплюнула кровью — зуб выбили? Класс! — Мелкий выродок!

— Возможно. А тебе на будущее. Если тебя по-человечески просят — прислушайтся. Может это говорит тот, чьи слова не стоит игнорировать?

— Пошёл ты! — повторилась она. — Я твою маму имела!

Она сказала грубее, но нельзя цитировать такие вещи, когда говорят о царице.

— А вот маму мою не трожь, она не при чём!

Я подошёл и первым делом всадил подобранную после падения неиспользованную вилку ей в руку. Зачем? Боль сбивает концентрацию. Когда тебе больно, ты не можешь магичить. Если только ты не Салемская ведьма, а девочки явно на тёток из Содружества не тянут. После чего принялся её пинать. Туфлями, да по лицу! По морде! Харю в кровь — плевать! Эта шмара назвала гадко близкого мне человека! Разборки разборками, но это НАШИ разборки, при чём тут мама?

— Саш, хватит! Остановись! — Голос за кадром. Машка.

— Саша, прекрати! — Зайки.

— Александр, отставить!

А на выкрик тётки Настасьи отреагировал. Кровавая пелена безумия спала.

М-да. Лицо Кесарини, кто она там, в кровавую кашу. Класс!

— Я тебя урою, выродок! — сплёвывая кровь, зашипела она. — Я узнаю, кто ты, и вырежу всю твою семью! Понял, мелкий выродок? Вы трупы! Все трупы! Ты ходишь, спишь, ешь, но просто не знаешь, что вы покойники! И ты, и вся-вся твоя семейка, понял, мелкий урод!

Шаги. Тётка Настасья. Подошла, покачала головой.