В Россию с любовью
Шрифт:
— Говна не держим! Фирма даёт гарантию! — с пафосом произнёс я.
— Если мальчик так крут, зачем ему играть на площади? — последовал закономерный вопрос от гитаристки.
— По приколу. Блин, девчонки, вы вообще что ли не рубите? Я незнамо за сколько месяцев впервые на свободу вырвался! Хочу поиграть не для княгинь и боярышень, а в удовольствие! И да, я и правда учился. Может не так, как вы круто сыграю, но кое-что тоже могу. Дайте попробовать, будьте людьми?
Они все втроём переглянулись, и вокалистка смилостивилась.
— Хорошо. Пара песен. Но если народ
Ага, я им одной купюрой дневную выручку сделал, а скорее недельную. А они ещё и нос воротят. Но как уже сказал, и не таких сломаем.
— А акустика есть? — повернул лицо к гитаристке.
— А акустика — личная! Сломаешь — убью! — погрозила кулаком, затем посмотрела на Заек, маячивших за моей спиной (раз мы вместе, они за меня будут рвать — это в местных понятиях) и сформулировала мягче. — Новую купите. Не хуже.
— Сойдёт! — беззаботно махнул рукой я.
После чего мне была предоставлена акустическая гитара, простая, жёлтая, без изысков и даже немного потёртая. Которая стояла далее, прислонённая к бортику фонтана — на ней, видно, играли что-то другое, не всё. Гитара уже была подключена — от резонатора к усилителю шёл провод от звукоснимателя. Я повесил малышку на плечо, чуть подправил ремень — я на полголовы ниже ростом, надо было убавить, и провёл рукой по струнам. Ничего общего с той красавицей, что подарила Женя! Не просто другая планета — другая галактика! Причём в худшем понимании этого слова. Но эта гитара хотя бы строила — и за то спасибо, и струны прилегали хорошо — отчего-то в голове крутилась мысль, что не всегда на дешёвых гитарах так радужно.
— У тебя на пару тонов ниже, — прокомментировал я гитаристке результат изысканий. — Подтяну?
— Подтяни. — Та смотрела с покровительственной улыбкой. — Только не порви.
Видно настраивали девочки гитару на звук «примерно в ту степь». Бывает. Я подтянул струны, довёл нижнюю до правильной «ми», от неё раскидал остальные. Подошёл к микрофону.
— Раз-раз-раз. — Скрип. Но не жуткий, приемлемый. Две разнесённые в стороны колонки звук усиливали, но совсем-совсем чуть-чуть. Можно было бы сказать, что эффекта нет, но он был. Просто слабенький. Что для улицы в целом неплохо — незачем тут сильно шуметь, вокруг ведь дома, люди живут.
— Первая песня посвящается десантникам, — пафосно произнёс я. — Подразделениям парашютистов, которые десантируются в тыл врага для выполнения боевых задач. Если среди вас, уважаемые зрители, есть ветераны-комитаты, прошу что-нибудь выкрикнуть. Есть такие?
Жидкий рёв из то ли трёх, то ли четырёх голосов стал ответом. В том числе мать одного из семейства из двух дам, одного мужчины и троих детей в первом ряду. Как и круглые глаза «принцесс»-Заек. Не сталкивались с таким крутым подходом на подкатах, они — будущие комитаты, если что.
Я заиграл, мысленно кривясь от звучания, но понимая, что играть на ЭТОМ надо — другой гитары для меня просто нет. А ещё грех жаловаться — в прошлой жизни альтер-эго, кажется, играл на чём-то гораздо более худшем. Образы воспоминаний обрывочны, но там гитара явно
В детстве мы все были разные,
Были вопросы странные.
'Мама, как называется
То, что летит в облаках?'
'Ой, мама, смотри, что-то падает,
Похожее на одуванчики?'
Женщина улыбается:
«Это, сынок, десантники…»
Сам не заметил, как втянулся в магию песни. Поплыл в ритме, словно по течению, погружаясь в него.
Это и была та мысль, ради которой я выбрал направление — глядя на уходящую линию Арбата, подумал, почему бы не взять у кого-то гитару, дав в залог деньги, и не опробовать некоторые тамошние песни от «я» на местной публике? Играя здесь, я ничего бы не потерял, а если они не зайдут, то знал бы, какая реакция у людей. И когда говорил Зайкам о слащавости, вспомнил именно эти, армейские песни, как альтернативный вариант «не про любовь». 'Я’их очень любил, ибо пелись они просто удивительно хорошо, такое бывает только от большой души. Подобное можно петь только многое пережив, будто делишься с самым сокровенным, что тебе дорого. И я делился. Я, четырнадцатилетний мальчишка, делился с окружающими двумя лучшими годами своей прошлой жизни. Сложными, но всё же одними из самых лучших. Пмять ко мне не вернулась и не вернётся, я просто знал, что это так.
…Время прошло, повзрослел мальчуган,
Мать вся в слезах, бесшумный перрон.
Девчонка прижалась к его губам —
В армию уезжает он…
И такое тут возможно. При условии, что армия — комитаты, полевые войска. Контрактники, которые получают службой привилегии дворянства, а в контрактники и ТАМ берут женщин. И я только сегодня это понял, при рассказе крёстной про «отца». Не знаю «отца» в кавычках или без, но я определённо на него похож, пусть одновременно и Леопольд.
Дальше душещипательная история, как парашют не раскрылся, и мальчишке амбец. Не в бою, нет, но и такие потери бывают. И отсюда почувствовал возмущение и наворачивающиеся слёзы на глазах у большинства зрительниц: «Вы зачем мальчика в армию отпустили, дуры!»
Ну, и концовка — как Уроборос, символ преемственности:
Время прошло, а девчонка та
Ведет малыша по улице.
Мальчишка поднял свои глаза