В сетях любви
Шрифт:
— Не думаю. Если да, то это у него мастерски получается, я такого не видела. — Она положила руку ему на предплечье и сложила губы в соблазнительную улыбку, сулящую все радости мира. — Несмотря на теорию вероятности, неправильная карта все же иногда выпадает. Как когда я выкладывала перед тобой три карты и ты нашел туза пик с первого раза. Со временем моя теория одержит верх.
Но времени у них и не было. У них оставалось пять или даже четыре вечера, а вершина, которую им предстояло одолеть, теперь стала выше, чем была раньше.
— Ты хочешь играть дальше? — Уилл
— Признаться, меня расстроил наш проигрыш, и я не в том настроении, чтобы продолжать. Она поймала его руку и поднесла к губам. — Давай уйдем.
Он почувствовал ее дыхание на своей руке, и его тело мгновенно отреагировало на это. То, что она признала свою обеспокоенность их проигрышем, лишь подтвердило его опасения. Сделав над собой усилие, он улыбнулся, выдернул руку из ее пальцев и погладил ее по плечу.
— Ну и ладно. — Он взял ее за руку. — Пойдем.
Ее кокетливость исчезла, едва за ними закрылась дверь клуба. Она шла молча, погруженная в себя, и тревога окутывала ее, как крохотное облачко. А он не представлял, как прогнать его прочь.
Затащить ее в кровать? Это поможет им обоим как минимум отвлечься от проблем на час или два. Хотя она и так ляжет в его кровать. Так как большая часть игорных заведений располагалась поблизости от его дома, а у нее не было горничной, чтобы помогать ей одеваться и раздеваться, они договорились, что она поживет у него, пока… они так и не решили, сколько будет длиться это «пока». Самым обнадеживающим окончанием предложения было: «пока у нее не наберется две тысячи фунтов и она не сможет снять дом». Но было и другое: «Пока Каткарт не известит ее о моем поражении на дуэли», например. Улица была пустынной, свет фонаря с трудом продирался сквозь туман и наползающий ночной мрак. Он представил, как она в одиночестве идет по этой самой улице в игорный клуб или даже пристает к джентльменам, потому что его уже нет на свете и он не может приглядеть за ней. Подобные мысли заставили его запаниковать.
Он дотронулся до ее локтя.
— Ты голодна? Может, заказать что-нибудь домой? — До чего же смешон его порыв удовлетворить ее телесные потребности, когда он не в состоянии решить более серьезные вопросы ее будущего.
— Нет, спасибо. — Она похлопала его по руке, сжимавшей ее локоть. — Я, наверное, сразу лягу, если ты не против. А ты заказывай, ужинай без меня.
Гм, все это совсем не похоже на приглашение к плотским утехам.
— Ну, хоть что-то я могу для тебя сделать? — В тяжелом ночном воздухе его голос прозвучал приглушенно, слова на мгновение повисли в тумане, набирая вес. Если все его высказывания собрать в одну кастрюлю и сварить, то останется не более десятка слов.
— Дать мне уверенность, что через неделю ты будешь здесь. — Отвечая, она даже не повернулась к нему. — Я хочу, чтобы ты отказался от дуэли.
Он вздохнул.
— Я же утром говорил, что это невозможно. Уже ничего нельзя изменить.
Она лишь кивнула, и они подошли к «Льюис-билдинг» в молчании. Он помог ей снять платье и корсет, потом они умылись и почистили зубы, стараясь не наталкиваться
Лежа на спине в кровати, она нащупала его руку. Он ответил на ее пожатие.
— Я не знаю, что делать с горничной, — сказала она.
— Ты имеешь в виду угрозу мистера Роанока? — Тогда, в Эссексе, он вошел в кабинет именно в тот момент, когда Роанок излагал свои планы в отношении девушки. — Но она точно не согласится на такой вариант.
— Надеюсь на это. Но иногда, при отсутствии выбора… если он откажется дать ей рекомендацию, например, ей будет трудно найти другое место. А если он погибнет на дуэли, она столкнется с той же самой проблемой. Девушка без денег может пасть жертвой множества… — Она не договорила и углубилась в размышления. — Я надеялась раздобыть достаточно денег, чтобы нанять ее.
— Вы, наверное, близкие подруги. Ты и твоя горничная.
— Нет, не совсем. Вернее, совсем нет. — Она повернулась к нему, и в темноте он сумел разглядеть только контуры ее лица, а вот блеска глаз не увидел. — У нас нет ничего общего, и мне кажется, что ей ужасно скучно, когда я рассказываю о картах и расчетах. Возможно, это полнейшая глупость с моей стороны — чувствовать себя ответственной за нее.
— Я бы так не сказал. Я бы назван это замечательным качеством. — Он большим пальцем погладил ее ладонь.
— В самом деле? — Он почувствовал, что она улыбается, что ее мысли приняли другое направление. — Возьми меня с собой, когда в следующий раз соберешься к той вдове.
— То есть? — В комнате непрошеными гостями объявились дурные предчувствия. — Зачем тебе это?
— У тебя обязательства перед ней, а у меня — перед моей горничной. Я хотела бы… получше представить ее. Это помогло бы мне понять тебя. Кажется, ты говорил, что у нее есть ребенок?
У него волосы зашевелились на затылке. Такие же ощущения испытывал любой солдат, если происходило нечто непредвиденное. Если она никогда не сможет полюбить его и если она считает, что он доживает последние дни и на следующей неделе падет от пули из пистолета Квадратной Челюсти, зачем ей стремиться получше узнать его?
А может, она подозревает, что в его истории с обязательством есть нечто большее? Дурное предчувствие усилилось, накатило на него в тишине комнаты. Он рассказывал о многом, что может вызвать удивление у любой, даже не очень умной женщины. О том, что война изменила его, что он не считает себя вправе ходить в церковь, что у него есть веские причины не вступать в отношения с благородными дамами. Возможно, она начала складывать воедино все кусочки мозаики. Не исключено, что он и сам этого подспудно желал.
— Лидия, ты хочешь получше узнать меня? — Его большой палец замер на ее ладони. — Я мог бы рассказать тебе о себе, но я уверен, что многое из этого ты предпочла бы не слышать.
— Знаю. — Она сжала его большой палец. — Я уже поняла, что у тебя есть тайны. — Она все еще лежала лицом к нему, но ни он, ни она не могли различить черты друг друга. — Допускаю, что я не самый подходящий наперсник. Но я не боюсь услышать то, что ты решишь мне рассказать.