В шатре бедуина

Уэст Энни

— Нет.

Кэсси была настолько поглощена изучением его лица, пытаясь прочитать его мысли, что не уловила смысла ответа.

— Прости? — Она с трудом оторвала глаза от его рта.

— Ты… желанна.

Слова повисли между ними, и, казалось, они оба затаили дыхание. Кэсси едва могла соображать. Эти глаза…

— Нет нужды щадить мои чувства, — возмущенно произнесла она.

Его рот изогнулся в насмешливой полуулыбке.

— Я не любитель банальностей, Кэсси. Если я что-то говорю, значит, я так считаю. — Его пальцы скользнули ниже, и теперь он держал ее за руку. — Тебе рады в моем шатре.

— Ты очень добр…

— Это не доброта. — Его

голос, словно патока, лился лениво и неспешно. — Я не добрый человек. Я мало видел доброты. Но я всегда говорю правду. Поверь мне, когда я говорю, что ты желанна.

Дыхание со свистом вырвалось из легких Кэсси, когда она наконец позволила себе взглянуть ему в глаза.

Желанна в физическом, сексуальном смысле. Желанна в том плане, которого она избегала всю жизнь. С того самого дня, когда она поняла, что значит быть содержанкой. Когда она узнала, что ее мать зарабатывала на жизнь, потакая сексуальным потребностям мужчин, сначала отца Кэсси, а затем, когда он бросил ее, череды требовательных богачей, которые ни в грош ее не ставили. И тем не менее, видя голод в глазах Амира, чувствуя свою руку в его руке, она не испытывала обычного отвращения. Это был трепет волнения. Впервые в жизни Кэсси испытывала желание. Она хотела человека, которого едва знала. Незнакомца, который уделял ей больше внимания, чем любой человек, которого она знала.

— Не удивляйся так. Неужели это странно? Ты красивая женщина. Невероятная.

Его теплый взгляд задержался на ее лице, не на пышных формах, словно в ней было что-то большее, чем приятное глазу тело.

— Я не… Я не могу… — Ошеломленная, Кэсси покачала головой.

Дар речи куда-то улетучился. Она же эксперт в отклонении подобных предложений с беззаботностью и юмором! Она всегда проходила через минное поле возможных сексуальных связей, не оглянувшись. Теперь все по-другому. Именно с Амиром Кэсси впервые пожелала близости.

Он отпустил ее руку и положил себе на колено. Кэсси наблюдала за ним, одержимая стремлением потянуться к нему, обнять, прижать к себе.

— Не волнуйся, Кэсси. Тебе не нужно ничего делать.

Она вскинула голову, встречая его пылающий взгляд. Никогда еще он не выглядел таким неистовым, неудержимым.

— Я хочу тебя, но под моей защитой ты в безопасности. Даже от меня! — Он снова криво улыбнулся, но Кэсси была готова поклясться, что за маской скрывалась боль.

Кэсси открыла было рот, чтобы рассказать ему о том, что все последние дни она медленно сходила по нему с ума, что она хотела быть с ним. Но врожденная осторожность помешала, и она покачала головой. Они даже не целовались, почти не говорили, а она уже была на пределе. Сила ее желания страшила ее. С возрастом она стала презирать образ жизни своей матери, жестокосердной, суровой женщины, несмотря на весь внешний лоск. Презирать мужчин, которые использовали ее мать для того, чтобы потешить свое самомнение и сексуальный аппетит. Это чувство повлияло на все отношения Кэсси с противоположным полом, и она никогда уже не была прежней. Но теперь она разрывалась между волнением и страхом. Может, все дело в их вынужденной близости? А вдруг у нее что-то вроде стокгольмского синдрома — опасность и изоляция заставили ее влюбиться не в похитителя, а в нежданного спасителя?

Как ей убедиться в реальности своих чувств?

Она осмелилась коснуться его руки. Она была сжата в кулак с такой силой, что костяшки побелели.

— Не трогай меня, Кэсси, — резко сказал он, и она отдернула руку. — Это уже испытание силы воли. Так мне еще труднее держать свое слово.

У

Амира был такой прохладный тон, что она чуть не поддалась искушению усомниться в нем. Чуть не решила, что он просто играет с ней, притворяется, что хочет. Но, коснувшись его, она ощутила дрожь, прошедшую сквозь него, словно невидимый импульс.

Амир желал ее. И Кэсси хотела его!

Тем не менее, конечно, было бы глупо поддаться опасному порыву, независимо от того, как силен он или как заманчив.

Глава 8

— Кассандра, ты талантливая шахматистка.

Лицо Кэсси просияло. Потом она поспешно отвернулась, словно устыдилась того, что ей понравился комплимент. Ее прелестные черты ласково освещал огонь в жаровне. Кэсси становилась еще ярче, еще привлекательнее с каждым часом. Как будто в ней горел костер, придавая ей сияние, привлекая его, как мотылька на пламя.

И как ему противостоять этой жгучей тяге?

Это должно быть просто. Он сказал ей о своем желании, но она не ответила взаимностью. После похищения она стала уязвимой. Стоило ли удивляться, что она не заинтересована в мимолетном романе? Он не должен показывать свои чувства. Тем не менее ее откровения вывели его из равновесия. Рассказ о ее безразличной семье и уязвимость, затаившаяся за бравадой, глубоко затронули его.

Амир вырос в отдалении от всех, в частности от родственников. Он добровольно пошел на эту изоляцию, влекомый потребностью доказать самому себе, что сможет стать успешным и самодостаточным человеком. Времени на сожаления у него не было. Эмоций он избегал. И все же история Кэсси произвела на него впечатление. Ему хотелось отомстить за несчастное детство одинокой девочки. Хотелось утешить ее.

Словно он мог ее утешить! Ублажить — да, проще простого. Но он чувствовал, что Кэсси нуждалась в чем-то большем.

— Раньше я часто играла в шахматы.

— Оно и видно.

Она выдвинула ладью на новую клетку.

— Но я немного подзабыла, как играть, — призналась Кэсси, когда он захватил ее коня.

— Шах, — сказал Амир, и она задумчиво прикусила губу.

Он сжал пальцы на захваченной фигуре. Еще три дня, и они уедут отсюда. Еще три дня, и он предоставит Кэсси время и пространство, а потом она в конце концов сдастся.

Впервые Амир осознал, что замены для Кэсси не будет. Она, и только она. Никакая другая женщина не привлекала его. Только Кэсси стояла перед его мысленным взором, когда он закрывал глаза. Она становилась навязчивой идеей.

— Кто научил тебя играть?

Она подняла глаза, и он тут же затерялся в фиалковых глубинах.

— Учитель в школе. Тот же, кто научил меня дебатам и актерскому мастерству.

— У тебя было много занятий.

Она поджала губы, рассеянно играя одной из фигур на своей стороне доски.

— Я постоянно пропадала после уроков во всевозможных секциях. Я посещала все: от бадминтона до стрельбы из лука, ведение домашнего хозяйства, французский, труд, а потом даже кружок юного механика. Я даже научилась играть на пианино и саксофоне, но скрипку пришлось бросить.

— Человек высоких устремлений. — Амир отлично ее понимал.

Снова и снова ему давали новые задания, будучи уверенными, что он потерпит неудачу. Он заставил себя освоить все нужные навыки, чтобы преуспеть, особое внимание уделяя традиционному военному искусству тарахарского воина. Его дядя и его окружение были уверены, что Амир не сможет занять место среди них. Их презрение сподвигло его доказать, как они ошибались.