В шесть вечера в Астории
Шрифт:
— Не так громко, ребенка разбудишь.
Кажется, я увлекся, переживая собственные мысли, фразы звучат хорошо, ритмично, только поймет ли Павла то, что будет ясно всякому зрелому читателю, который сразу распознает: прозаик Камилл Герольд начинал как поэт…
Он стал читать дальше, с трудом сдерживаясь, чтоб не повысить голос (Якоубек!), а когда под конец полуобернулся от стола, глазам своим не поверил: Павла мерила сантиметром какую-то ткань…
— Вот прикидываю, хватит ли этого шелка на блузку с длинными рукавами… Некоторые женщины покупают материю
Камилл медленно сложил листки.
— Так что же там дальше-то?
— А дальше ничего нет.
Павла повесила сантиметр на шею.
— Ты что, обиделся? Камилл не ответил.
— Это несправедливо, Камилл! Тут стараешься…
— …не слушать эту болтовню, не правда ли. Подождала бы эта блузка пять минут!
— Не подождала бы, — твердо возразила Павла. — Потому что моя знакомая придет за готовой блузкой через три дня!
— Какая знакомая?
— Которая заказала мне… У Камилла опустились руки.
— Павла, ты…
— Да! Я еще у мамы шить выучилась! Должен же кто-то заботиться о том, на что нам жить!
Горькое чувство унижения ожгло виски: и это говорят ему, наследнику фирмы Герольд, фирмы, слывшей в Праге синонимом богатства…
— Осталось же у нас что-то от отцовского состояния, — упавшим тоном проговорил он.
— Теперь-то, когда ты опять на бобах? И надолго ли этого хватит? Даже те сорок тысяч не вернулись, которые ты столь великодушно одолжил Мариану на его фокус-покусы…
— То были деньги отца, не мои.
— Если б ты не… Если б все сложилось не так, как сейчас, мы с мамой могли бы получить управление национализированным предприятием в Пльзени и имели бы кучу денег!
Камилл почувствовал, как от нервного тика дергается веко.
— О чем ты?..
— О салоне пани Термины! К которой ты ездил, а она— к тебе, в Прагу, или думаешь, я не знаю?
Дело почти пятилетней давности, упрекать за него Павла не вправе. Но эти ее неожиданные деловые планы! Управление национализированным предприятием — три слова, вызывающие у меня прямо-таки аллергию и представление о некоем паразите, о гигантском клеще, впившемся в душу, — при этом не могу не думать о холодном взгляде бывшего нашего продавца, до чего же наглая личность вылупилась из этого типа!..
— Не понимаю. Салон мод — совсем не твоя специальность…
— Даром, что ли, мама у меня портниха? Я и для себя достала бы документ, что выучилась на швею, и потихоньку сама стала бы управлять салоном! Я бы добилась этого и справилась бы, даже при ребенке, а уж такую роскошную квартиру, как эта, мы и в Пльзени нашли бы…
— Твоя мать в самом деле подавала такое заявление? Проснулся Якоубек, его нечленораздельное воркование предвещало очередной рев.
— Конечно, подавала. — Павла перестала сдерживаться. — Да только получила от ворот поворот, а все из-за твоей фамилии! Потому что она если ты этого еще не понял!
Слезы брызнули у нее из глаз, криков сына она словно бы и не слышала.
У Камилла задрожали руки.
— Значит,
— А к чему? Заранее я твой совет знала! Тебя теперь призовут, два года прослужишь в каком-нибудь Закудыкине, а знаешь, сколько денег я сколотила бы за это время? Для всех для нас?.. Да разверни же ты ребенка, не все же мне делать самой! — Павла всхлипнула уже на грани истерики, вытерла слезы рукавом.
Тут в прихожей звякнул звонок — сейчас как будто не время для гостей?.. На пороге стоял сосед в халате, и вид у него был не слишком приветлив.
— Вас к нашему телефону.
— Междугородный? — У Камилла екнуло сердце: не случилось ли чего с отцом, в последнее время на него столько навалилось…
— Не знаю. Какой-то мужчина.
— Немедленно приходи в институт, — проговорил в трубке голос — Камилл с трудом узнал его, даже переспросил, действительно ли это Мариан.
— Теперь, утром, в воскресенье? Это что, розыгрыш?
— Случилось несчастье. Надя…
— Что с ней?
— Ее нашли утром в бессознательном состоянии. В подвале, у тебя в виварии…
— Господи… — Камилл почувствовал, как у него подкашиваются ноги.
— Приходи сейчас же! — Ив трубке зазвучали безучастные гудки.
— А я и не знала, что у тебя есть там какая-то подчиненная, — говорила Павла, пока бледный Камилл торопливо одевался. — И какое отношение у тебя к этому делу? Так нам в жизни везет, что я уже ничему не удивлюсь…
Закон серийности. Одна беда словно тянет за собой другую. Будто в дешевом романе, какие с наслаждением глотала бы Павла.
В тихом по-воскресному вестибюле уже ждал Мариан, вполголоса разговаривая с привратником; как видно, драматические события сближают людей самого разного положения. Не то чтобы Мариан смотрел на людей свысока, но не в его обычае слишком сближаться с теми, кто для него неинтересен.
Он подал руку Камиллу. Сегодня все не так, как всегда: до сих пор они обходились без таких формальностей. Повел Камилла наверх, в свой кабинет.
— При синтезе мы работаем с веществами, воздействующими не только на злокачественные клетки, но и на нормальные, здоровые… Говоря языком профанов, это яды. — Мариан начал издалека, но таким настоятельным тоном, словно то было введение к его защитной речи. Зачем он рассказывает мне все это?
— Для меня это слишком уж по-ученому — скажи на конец, что с Надей?
— Утром ее нашел второй служитель, он дежурит сегодня: она лежала на полу около твоего рабочего стола. По предварительному заключению полицейского врача — отравление каким-то неизвестным ядом…
— Как она до него добралась?
До чего глухо звучит собственный голос. Словно бросаешь слова в пропасть, до которой один шаг…
— Вчера я работал с одним из барбитуратов. Я обязан был позаботиться о том, чтоб такая вещь после работы была убрана под замок, то есть должен был сдать ее заведующему складом химикалий или тебе. Но тебя уже не было…