В шутку и всерьез

Котов Александр Александрович

Я впервые увидел Роберта Фишера в 1962 году, когда он уже успел поразить мир своими удивительными победами. В четырнадцать лет Фишер – чемпион США. В пятнадцать – международный гроссмейстер. Невероятный "рекорд" раннего творческого созревания! Никто до сих пор не получал высшего шахматного звания в таком возрасте. Но сам юный американец считал эти темпы продвижения недостаточными. Когда конгресс ФИДЕ присвоил четырнадцатилетнему Бобби титул международного

мастера, он воскликнул с обидой:

— Вот уж, не могли сразу дать звание гроссмейстера!

Одаренному американцу едва минуло шестнадцать лет, а его всерьез рассматривали как претендента на шахматный престол. И не только потому, что достижения Фишера в турнирах были поистине изумительны. Оптимистические пророчества основывались еще и на том, что в его успехах не было и элемента случайности или везения. Партии Фишера говорили сами за себя. Словом, было ясно: мир обрел выдающегося шахматиста, который уже в юности вооружился обильными знаниями и высоким техническим мастерством.

Одновременно с рассказами о невиданных способностях мальчика из уст в уста передавались слухи о его причудах, вызывающих поступках, невежестве.

– Каково ваше мнение о Васко да Гама? – спросили американского гроссмейстера.

– А за какой клуб он играет? – вопросом на вопрос ответил Фишер.

Газеты писали о кричащих рубахах и нелепых фуфайках, о жевательной резинке и развязной походке юного чемпиона. Часто говорили – и, как увидим, справедливо – об обидчивости мальчика, о том, как мучительно переживает он каждую неудачу.

– Бобби, ку-ку! – воскликнул Михаил Таль, проходя в ресторане мимо столика Фишера.

Это была невинная шутка, но американец усмотрел в ней обидный смысл: Таль опережает его в турнире и поэтому, дескать, издевается.

– Почему он сказал "ку-ку"? – допытывался Бобби у своего тренера. – Какое он имел право говорить мне "ку-ку"? Вот скоро я его обыграю, и тогда сам скажу ему "ку-ку"!

И юноша расплакался горькими слезами, такими же горькими, какими он плакал после проигрыша партии.

Анекдоты о Фишере не уставали пересказывать шахматисты при встречах друг с другом, их печатали падкие на сенсации газеты, приводили в своих статьях остроумцы. Эти сведения создавали выразительный портрет Фишера. Вот почему, отправляясь на межзональный турнир в Стокгольм в 1962 году, я был готов встретить настоящего американского стилягу, подобного тем, каких мы встречали на улицах Нью-Йорка.

Все лучшие шахматные силы земного шара собрались в те дни в столице Швеции. Еще бы, ведь в турнире определялось, кому будет предоставлено право претендовать на шахматный трон. Молодежь всегда полна надежд, поэтому не удивительно, что каждый из приехавших рисовал себе перед началом турнира самые радужные картины. У некоторых это было вполне обоснованно. Блестящие победы во многих международных турнирах позволяли Светозару Глигоричу рассчитывать на новый успех. Перспективным казалось будущее и исландским любителям шахмат. Разве их любимец Фредерик Олафссон не показал в предыдущем турнире претендентов, что он растет от соревнования к соревнованию! И все же взоры стокгольмцев в основном были прикованы к посланцам Советского Союза. Правда, среди них Леонид Штейн был еще совсем неизвестен, зато имена трех остальных знал

любой мальчишка. Ефим Геллер, Виктор Корчной, Тигран Петросян. Колоритная тройка! Не раз завоевывал каждый из них самые высокие места в турнире турниров – в чемпионате СССР, бесцеремонно оттесняя в сторону "старичков". Мы с Исааком Болеславским тоже прибыли в Стокгольм, но всего лишь в качестве тренеров и корреспондентов.

В маленьком уютном зале отеля "Аполлония" состоялось открытие состязания избранных. Обычная предтурнирная суета: радостные восклицания при встрече, перекрестные вопросы, шутки, смех. Перед сражением обычно все бодры и веселы: горькие поражения еще не сделали своего черного дела. Фольке Рогард поздравил прибывших с началом ответственного соревнования и дал знак главному судье Гедеону Штальбергу приступить к жеребьевке.

– Роберт Фишер! – вызвал Штальберг американского гроссмейстера.

Последовало замешательство. Я с интересом искал Фишера среди собравшихся: наконец-то увижу легендарного чемпиона земли американской, с которым судьба так долго меня не сводила. Однако никто не поднимался с места. Вдруг тишину нарушил звонкий возглас маленького, подвижного человека:

– Его здесь нет!

– Он что… не приехал? – поинтересовался главный судья.

– Нет, он в Стокгольме, – разъяснил маленький человек. – Здесь, в этой гостинице. Он… спит у себя в номере.

Дружный смех раздался в зале. Опять Бобби за свое! Приехать в город и не прийти на жеребьевку – это уже не лезет ни в какие ворота. На сей раз американский чемпион превзошел самого себя. Всем был памятен случай в Цюрихе, когда Фишер опоздал на закрытие турнира на полтора часа. Но не прийти на жеребьевку!

Маленький господин выгораживал Фишера как мог. Он отправился к судейскому столику, что-то долго и горячо там объяснял. В итоге судьи разрешили ему вытянуть номер, под которым Бобби будет записан в турнирную таблицу.

По окончании торжества низкорослый джентльмен словоохотливо знакомился с присутствующими,

– Артур Туровер,– называл он себя и, поскольку это имя многим ничего не говорило, добавлял: – Помните такую знаменитую партию Алехин – Туровер? Это меня обыграл гениальный русский в Бредлей-Бич в двадцать восьмом году. Какой красивый эндшпиль выиграл чемпион мира!

Тут же он вручал собеседнику визитную карточку. "Артур Туровер – мельничное и мукомольное дело" – было написано на маленьком куске гладкого картона. Из разговоров выяснилось: предприимчивый американец приехал в Европу, чтобы сопровождать Фишера и оплатить все его расходы по проезду и проживанию в столице Швеции. Богатый делец был главой специального шахматного фонда, созданного меценатами – миллионерами для поддержания талантливых шахматистов Соединенных Штатов.

Так и не удалось мне увидеть Фишера в день открытия турнира. "Ничего, – думал я, – увижу заморское чудо завтра. На игру-то он прибежит: когда пущены шахматные часы, не станешь спать в номере!"

И вот первый тур. По укоренившейся привычке наши гроссмейстеры за десять минут были уже в турнирном зале. Судьи пустили часы, участники передвинули на досках королевские и ферзевые пешки. Лишь на одной доске не было сделано первого хода – на той самой, за которой должен был сражаться Роберт Фишер.