В смертельном трансе. Роман
Шрифт:
— Что именно? Что ты заметил?
Я поднял голову и вопрошающе посмотрел на Доусона.
— Здесь нет даты.
— Что? — слабым голосом спросила Тони. Глаза у нее были красные.
— Письмо без даты.
Доусон взял записку, просмотрел, и лицо его вспыхнуло.
— Ну и ну — нету! Смешно, что я раньше не заметил. У меня есть конверт от этого письма, он где-то здесь.
Его пальцы, как десять червяков, влезли в кипу бумаг. Он внимательно и умело проверял содержимое папки. Этот парень явно привык к порядку и сильно досадовал, что не может найти конверта.
— Экспертиза установила, —
Тони открыла свою сумку, покопалась и нашла то, что искала. Письмо Лиз. Такая же бумага. Тот же почерк.
— Я получила это от Лиз, тоже в среду, — сказала Тони, показывая письмо, которое, как она надеялась, обеляло ее сестру.
Три пары глаз смотрели на верхнюю часть листка; там четко и ясно стояло — «понедельник». Все правильно. Написано и отправлено в понедельник, дошло до Чикаго и попало в почтовый ящик Тони в среду. Доставили из Двух Городов [6] в Иллинойс очень быстро — но такое бывает. Затем я стал думать о письме Доусона. Написано и отправлено во вторник, доставлено Доусону на другой день, в среду. Правильно. Письма по городу идут сутки. Обычный срок.
6
Twin Cities (англ.) — принятое общее название для Миннеаполиса и Сент-Пола, столицы штата Миннесота. Фактически это один город, разделенный условной границей.
— Так что же произошло? — спросил я. — В понедельник, когда она писала Тони, все было хорошо, даже прекрасно. А во вторник она вдруг сорвалась, написала вам и покончила с собой. Возможно такое?
— Проклятье, — буркнул Доусон; он почти панически рылся в своей папке. — Должно быть, конверт в кабинете. — Он почесал переносицу — Говорите, возможно ли? Боюсь, что да. Что произошло на самом деле? Думаю, этого мы уже не узнаем. Может быть, она перестала принимать лекарство. Я выписывал ей препараты, но не мог, разумеется, заставить ее принимать их. Можно предположить и что-то другое — спор с подругой, ссору с бывшим приятелем.
— Говоря откровенно, — сказала Тони, — я не поклонница психотропных средств. Лиз это знала и не говорила мне, что она их принимает. Вы же психиатр? На чем вы ее вели?
Доусон не мог скрыть, что он расстроен. Закрыл папку, переспросил:
— Прошу прощения?
— Что вы прописывали моей сестре?
— Казорп. — Доусон взглянул на меня, снова на Тони и, как бы защищаясь, прибавил: — Отличное средство. У меня его получают многие пациенты.
— Я врач-терапевт, — сказала Тони, — я знаю, что масса людей сидит на казорпе. Но не думаю, что это такой замечательный препарат, как говорят некоторые. У меня было много пациентов с побочными эффектами — понос, возбудимость, сухость во рту. Вы, конечно, видели недавнее сообщение: длительное употребление казорпа может внезапно вызвать сильную депрессию.
— Результаты этой проверки абсолютно неубедительны.
— Да, но… моя сестра не слишком любила подчиняться. Вы уверены, что она регулярно принимала лекарства?
— Она говорила, что принимает, и у меня были основания ей верить. Но, конечно, за этим можно проследить только в больнице. Я могу предъявить вам даты моих назначений и дозировки, если хотите. Вы убедитесь,
— Нет, конечно же, нет, — ответила Тони. — У меня и в мыслях такого не было.
Мне, однако, не понравились все эти дела с лекарствами — Лиз могла принять слишком много или слишком мало. Какая-нибудь ошибка в рецепте — тоже бывает. Но с другой стороны, возможно, Лиз надо было выправить лекарством вроде казорпа, прежде чем перевести на рядовое средство. Может, она погибла бы годы назад, если бы не эти лекарства. Так или иначе, Тони и ее семья должны обдумать эту возможность — что какая-то химия выбросила Лиз из жизни. И если было что-то подобное, семья получит отпущение грехов, некое утешение: не она была причиной гибели Лиз, а хитрое зелье, продукт психотропной индустрии.
Доусон быстренько оборвал разговор о лекарствах и заговорил о Лиз. Восхвалял ее за желание исцелиться, за чувство юмора, за ее сочинения — она так много работала. Она рассказывала ему о большой статье, которую хочет написать. О сенсационной статье. Она вела расследование и была уверена, что сможет продать статью независимому еженедельнику «Ридер».
Тони кивнула и сказала:
— Верно. Должно быть, как раз та статья, для которой она просила меня сделать фотографии.
Доусон говорил много, не сказав почти ничего. Рассказал несколько анекдотов — явно чтобы развлечь Тони. Даже после смерти Лиз он не желал обсуждать ее тайны, интимные обстоятельства ее жизни. Дурацкий профессиональный обычай. Впрочем, не стоило в этом копаться и ранить тех, кому Лиз уже причинила столько боли.
Мы провели там почти час, и стало понятно, что из Доусона ничего не выжать. Он стал мекать, и вообще наступило время его ленча. Так что мы ушли. Тони поблагодарила его, он снова сказал, как он восхищался Лиз и какая это трагедия, а я изображал преданного друга, поддержавшего Тони в трудную минуту. Впрочем, так и было.
— Позвоните, если появятся еще какие-нибудь вопросы, — сказал Доусон, когда мы поднялись в конце аудиенции.
Я посмотрел на Тони — я все еще думал о лекарствах Лиз. У меня-то были вопросы. Сколько и чего она принимала и, кроме того, не могла ли она пристраститься к лекарствам? Ведь она была дочерью алкоголички, склонность к наркомании может передаваться по наследству.
Но Тони уже разбирало — ей хотелось двигаться дальше.
— Спасибо, доктор, — сказала она. — Вы мне очень помогли.
— Всегда рад помочь. — Он отвернулся, покачал головой: — Прекрасная молодая женщина. Какая трагедия.
— Да, она была хорошая девочка. — Тони глубоко вздохнула. — Знаете, я думаю, не повидать ли Роба Тайлера. Может быть, я это сделаю.
— Что ж, наверное, неплохая идея. — Доусон разгладил голубой галстук, так гармонирующий с его глазами. — Я знаю, что они перезванивались, но возможно, и виделись перед ее смертью.
— Возможно, — пробормотала Тони.
Сердце у меня испуганно трепыхнулось. Роб Тайлер. Почему мне кажется, что я его уже видел? Почему я о нем что-то знаю? Мы попрощались с Доусоном, пошли к лифту, и вдруг перед глазами возник высокий тощий парень — бритая голова, маленькие глазки. Да-с, отчетливый образ… Как я об этом не подумал раньше?
Я повернулся к Тони, поймал ее взгляд — мы думали об одном и том же: нельзя терять времени.
ГЛАВА 9