В стране «Тысячи и одной ночи»
Шрифт:
– И я больше не увижу тех, кого не хочу видеть, – поделился я своей радостью.
Водопроводчик вытер лысую голову ветошью.
– Как же вы проживете без друзей?
Теперь-то, оглядываясь на ту первую неделю жизни в Касабланке, я понимаю, что водопроводчик имел в виду. В западном обществе друзья это всего-навсего компания в баре – лишь бы не сидеть в одиночестве. Иногда мы связываем с ними какие-нибудь надежды, иногда – нет. Если друг просит нас о помощи, мы не даем обещание сразу, а сначала спрашиваем, в чем она заключается. Но в Марокко дружба до сих пор основывается на соблюдении кодекса чести и верности,
Со дня нашего знакомства прошел месяц, и Абдельмалик пригласил меня к себе в гости. Квартирка оказалась небольшой, но уютной, в центре комнаты стоял низенький столик. На столике – штук десять больших блюд, на каждом горкой высились пироги, печенье, булочки… Я спросил Абдельмалика: скольких гостей еще он ожидает?
– Только тебя, – ответил тот.
– Но я один столько не съем! – возразил я.
Абдельмалик расплылся в широкой улыбке, став похожим на чеширского кота:
– А ты постарайся.
Через несколько дней Абдельмалик позвонил мне и сообщил: у него для меня сюрприз. Спустя час я уже сидел в парной хаммама – турецкой бани. Марокканцы ходят в баню еженедельно, для них это важный ритуал, основа основ марокканского общества. Абдельмалик научил меня, как намыливаться ароматическим мылом, оттер так, что я почувствовал, будто заново родился. В густых клубах парной Абдельмалик подарил мне дорогой банный набор.
Когда я, смущенный ценным подарком, пробормотал слова благодарности, Абдельмалик доверительно шепнул:
– Для друга ничего не жалко.
Время шло, и я морально готовился к тому, что скрытые мотивы дружбы дадут о себе знать. Я предчувствовал: однажды Абдельмалик попросит меня о чем-нибудь, что окажется мне не по силам.
И вот как-то мы сидели в кофейне; Абдельмалик перегнулся через столик и сказал:
– Могу я попросить тебя об одолжении?
У меня екнуло сердце – от жалости к себе.
– Все, что угодно, – храбрясь, пробормотал я.
Абдельмалик придвинулся ближе и с кроткой улыбкой сказал:
– Позволь мне преподнести тебе арабского скакуна.
Глава пятая
Тонущему дождь не страшен.
Едва въехав в Дар-Калифа, я понял, что попал в мир, параллельный нашему – в королевстве Марокко как нигде верили в сверхъестественное. И чем бы этот мир ни был – иной реальностью или четвертым измерением, – его влияние отражалось на всех и вся, причем, самым неожиданным образом.
Поначалу вы ни о чем таком не догадываетесь. Но присматриваясь, всюду видите подтверждения тому, что мир этот существует. Чем больше историй вы слышите, тем явственнее ощущаете его влияние. А чем больше ощущаете, тем сильнее в него верите.
Стоит поверить, и невозможное становилось возможным, скрытое – видимым.
Как и многие другие иностранцы в Марокко, мы неизбежно сталкивались с проявлениями веры местных в сверхъестественное, причем, на каждом шагу: во время ли прогулки по окрестностям, в разговоре с наемными работниками, при общении с новыми друзьями. Это коснулась нас в полной мере, когда мы купили дом, якобы населенный сонмом джиннов.
Одна мысль о
Сказки эти стали воплощением всего диковинного, вобрав в себя богатство исламской культуры. Даже в западном обществе, не испытывающем недостатка во всевозможных сочинениях, одно упоминание «Тысячи и одной ночи» будоражит умы, вызывая бурю эмоций. Воображение рисует картины несметных сокровищ, восточной роскоши, волшебства – фантазии, доступные простым смертным.
Западная Европа познакомилась со сборником всего три столетия назад. Впервые он вышел на французском в переводе Антуана Галлана; 11 Галлан работал над ним с 1704 по 1717 годы. Переводчик обошелся со сказками вольно, исключив те места, которые, по его мнению, были слишком откровенны для современного ему читателя. Полная противоположность французскому переводу – перевод английский, выполненный Бёртоном: казалось, переводчик находил особое удовольствие в скрупулезной передаче многочисленных непристойностей.
11
Антуан Галлан (ок. 1646 – 1715) – французский востоковед, антиквар, переводчик.
Согласно исследованию Роберта Ирвина, 12 автора известной исследовательской работы на тему «Тысячи и одной ночи», перевод Галлана основан на рукописях четырнадцатого или пятнадцатого века. Но вполне возможно, существовали и более ранние записи – десятого, даже девятого века. Ирвин предполагает, что Галлан и последующие переводчики дополнили основной текст и другими сказками, которые им удалось обнаружить.
Издание мгновенно завоевало популярность. Сдержанная французская аристократия, зачитываясь сказками в салонах, поражалась сочности повествования, не свойственной европейским произведениям. Как будто пресные западные блюда сдобрили восточными приправами. Разумеется, у европейцев оставались древнегреческие и латинские классики, но в их произведениях не хватало загадки, тонов и полутонов Востока.
12
Роберт Ирвин (р. 1946) – британский историк-медиевист, писатель, специалист по истории средних веков Арабского и Ближнего Востока.
Интерес к сказкам со стороны общественности оказался так велик, что лингвисты, историки и востоковеды взялись за перевод этого сочинения невероятной сложности и объема. В восемнадцатом и девятнадцатом веках появилось не менее десятка самостоятельных переводов на английский; самые известные выполнены Эдвардом Лэйном, Джозефом Мардрусом, Джоном Пэйном и, конечно же, Ричардом Бёртоном. Переводы выходили самые разные – от сокращенных до энциклопедически подробных, и занимали свое место в собраниях членов королевской семьи, в библиотеках учреждений и домашних библиотеках.