В стране ваи-ваи
Шрифт:
Почва размокла от дождя, на подъемах и спусках я скользил, а сырость сгноила всю мою обувь: разваливалась одна пара за другой, каждая ремонтировалась не раз и все-таки окончательно приходила в негодность. И вот теперь «запросила каши» последняя пара тапочек, которой я пользовался только в лагере. Почти два километра я брел точно в шлепанцах; наконец встретилось дерево с мягким лубом, и мне удалось примотать подметку. Я прикинул в уме: не считая пути к реке, нам идти дней одиннадцать. Если я буду осторожен и если мы найдем балатовое дерево и наберем клея, то я, пожалуй, дотяну в этой паре до конца похода…
Титко-тирир —
…Неподалеку на землю рухнуло с громом высокое дерево, и я проснулся. Еще мерцали звезды, но небо уже светлело. Послышались голоса, громкий лай: пришли мавайяны. Они обещали прийти рано утром, но задержались на Ороко'орине, чтобы наловить рыбы. Мавайяны несли половину нашего имущества, а также все купленные нами лепешки и бананы. Мне сразу стало легче на душе, как-то спокойнее от сознания, что за нами не спеша идут две семьи (Ка’и и Юхме взяли с собой жен, и они несли поклажу, чтобы мужьям ничто не мешало охотиться), ловят рыбу, готовят себе обед и встают на заре, чтобы догнать нас.
В полдень Юхме с женой шел впереди меня; вдруг их собаки с лаем ринулись в лес, и вскоре совсем близко показался пекари. Спасаясь от старой, обычно вялой собаки, которая отбила его от стада, он укрылся под деревом у тропы. Юхме пустил туда стрелу, пекари вскочил, его прикончили ударом тесака.
Две маруди, остатки копченой рыбы, пекари — обед был обеспечен. Утром я открыл последнюю банку мясных консервов, утешаясь тем, что до моего заветного маленького склада идти совсем немного. Теперь я жалел, что не удержался: кто знает, повезет ли опять охотникам…
— Первое мясо за четыре дня, — услышал я голос Ионы, когда мы вечером сидели у костра.
Он слишком устал в этот день, и я сортировал образцы без помощи.
— Дальше так не пойдет, — продолжал он. — Голодный человек — не работник…
Послышались одобрительные возгласы.
Неужели это уж так плохо: бананы, фаринья, маниоковые лепешки и время от времени немного мяса?
А Иона уже рассказывал об одной экспедиции, начальник которой сошел с ума. Он носился голый с ножом в руке и отдавал нелепые распоряжения.
— Тогда мы втроем связали его и положили в лодку, а он все время кричал, что еще разделается с нами. Мы отвезли его обратно на базу — больше ничего не оставалось!
Снова возгласы одобрения…
В лагере мавайянов пылал жаркий костер. Женщины возились с собаками и занимались своими делами; мужчины по очереди пели. Прелесть этих песен заключалась не столько в мелодиях (хотя некоторые я уже успел запомнить и полюбить благодаря утренним концертам Кирифакки на флейте), сколько в чистоте звуков и нот. Фоньюве исполнил коротенький куплет, потом медленно на разные лады повторил заключительную фразу и закончил длинной каденцией, растянув последнюю ноту. Затем раздался могучий голос Мачиры, еще большего виртуоза, чем Фоньюве. Он любовно тянул свои каденции, повторял их, напевал в нос, наклоняя голову набок, чтобы лучше слышать, что получается.
На следующий день я решил идти
С величайшей радостью я принялся разорять свой склад, решил даже, несмотря ни на что, открыть коробку сардин и скрасить этим деликатесом свой обед и завтрак. Ведь у меня еще останутся две банки тушенки и банка сгущенного молока! Но тут я вспомнил, как ругал себя накануне. Нет, сардины могут подождать…
Япумо и я вычерпали лодки. Дубильная кислота, содержащаяся в древесине, окрасила воду в черный цвет, сверху плавали листья; борта лодок покрывала зелень и бугорки желтых опилок — следы работы жуков-древоточцев.
Судя по тому, что река затопила пенек, на котором я стоял в прошлый раз, уровень воды поднялся сантиметров на тридцать. Еще немного — и мы бы остались без лодок.
Час спустя подошли все остальные.
— Сколько времени мы шли, начальник? — спросил Джордж.
Я посмотрел на часы.
— Два часа сорок пять минут.
— Нет, больше, — вызывающе произнес Иона и добавил, отвернувшись, но так, что я слышал: — Конечно, часы у начальника…
Чувствовалось, что он сам себя взвинчивает, готовится дать мне бой. Видя, как Иона победоносно поглядывает на своих единомышленников, я пожалел о своей снисходительности к нему. Рядом с ним сидел Джордж Гувейа; я уважал Джорджа и доверял ему, но он как-никак был лучшим другом Ионы. К их компании принадлежал и Гебриэл, сын Чарли, хитрый и неприятный паренек, которого я недолюбливал. Иона продолжал разглагольствовать, Джордж и Гебриэл сдержанно поддакивали…
Мне предстояло заплатить мавайянам. Я надеялся, что моя щедрость произведет на них должное впечатление и убедит пойти с нами дальше. Правда, с продуктами было туго, однако без носильщиков не обойтись, а мавайяны показали себя не только добросовестными работниками, но и умелыми рыболовами. Помня, как дружелюбно нас приняли в деревне, я решил не скупиться, оставив лишь небольшой запас товаров, чтобы приобрести продовольствие у Манаты и нанять одного-двух человек на обратный путь через Акараи. Кроме того, я отдал мавайянам всю оставшуюся соль — больше трех половиной килограммов; она очень ценится в этих краях, где нет совсем месторождений.
К моей радости, они согласились идти с нами дальше; отказался один Мачира — его ждала семья. Ничто не могло его заставить изменить решение. Мачира стремительно зашагал обратно.
Немного погодя я услышал, как Иона говорит Безилу:
— Начальник обещал, что мы остановимся на первой же из наших старых площадок.
Ничего подобного я не обещал, говорил только, что если мы достигнем реки к вечеру (а не утром, как вышло на деле), то эта площадка пригодится для привала. Иона явно затевал ссору. Я догадывался, чем это кончится, и когда мы стали садиться в лодки, позвал его, чтобы объясниться, но он сделал вид, будто не слышит, и занял место в одной из маленьких лодок.