В стране ваи-ваи
Шрифт:
Чтобы меньше волновать больную своими посещениями, я оставил Сэму еще четыре таблетки сульфатиазола и попросил его дать их ей на закате. С трогательной благодарностью он обещал выполнить мое предписание.
— И не волнуйся, — добавил я. — К утру ей будет намного лучше!
От Юхме я узнал, что Япумо, Йеимити, Ка’и, Манаванаро — мы рассчитывали, что они помогут нам нести поклажу, — уже вышли вместе с Ионой два дня тому назад. Однако, спустившись к лагерной площадке, мы увидели, что обе мавайянки, расписанные ярко-красными полосами, купаются в реке; значит, их мужья еще вернутся, а не пойдут прямо к миссии. Но они могут прийти через неделю, нам же был дорог каждый
Утром часть людей отправилась за вещами, которые накануне мы не успели перенести от порогов; Джордж и Сирил получили задание расчистить площадки на Фаиафюн. Безил и я пошли проведать жену Сэма. Она заметно окрепла и уже сидела в своем гамаке, робко улыбаясь. Однако вся атмосфера в деревне резко изменилась: вернулся Маната.
Он сидел на колоде — свежий, холеный; при виде нас не встал и даже не захотел поздороваться, лишь молча смотрел на Сэма.
Сэм, отводя глаза в сторону, медленно подошел ко мне.
— Маната вылечил ее своим колдовством, — заговорил он. — Не давайте ей больше таблеток. Эти таблетки — вздор.
Вид у него был испуганный и виноватый.
Мы с Безилом переглянулись, потрясенные до глубины души. Все ясно… Маната видел во мне соперника, я уже подорвал его авторитет, вылечив несколько человек, которым он не сумел помочь. Теперь он решил дать мне бой. Малейший неосторожный шаг с моей стороны — и Маната превратится в нашего врага. А это не шутки — он человек могущественный!
Я молча спрятал лекарства в карман. Так или иначе, жена Сэма явно была вне опасности, дело пошло на поправку. Позже, возможно, представится случай продолжить лечение…
Мы побрели обратно в лагерь. Я чуствовал себя скверно. Мы уже не были желанными гостями; хозяева стремились поскорее распрощаться с нами. Пожалуй, теперь даже опасно задерживаться.
…С расчищенного участка на вершине Фаиафюн открылась величественная панорама на запад и северо-запад. Мы переходили вдоль обрыва со скалы на скалу, всматриваясь вдаль. В чистом благоухающем воздухе отчетливо различались зеленые купола деревьев; сложный узор цветков, листьев, ветвей, отсвечивая на солнце, походил на механизм огромных часов с драгоценными камнями. Отдельные кроны, достигавшие почти пятидесяти метров в поперечнике, напоминали большие опрокинутые чаши. Другие, поменьше, были украшены пурпурными, желтыми, белыми звездочками и раструбами.
Вид с вершины Фаиафюн. На много километров простиралась равнина, переходя вдали в плато. В лесу — на переднем плане — поймы Мапуэры и Буна-вау; дальше — Грязные холмы, Холмы пальмы шиуру, Серра Ирикоуме
У самых наших ног изогнулась Мапуэра. Вдоль ее берегов тянулись светло-зеленые полоски — заросли бамбука. Видна была новая расчистка Сэма и клубы дыма в том месте, где под деревьями стоял дом. Дальше волнистый ландшафт подводил к водоразделу, где мы пересекли Акараи; оттуда в обе стороны простиралось нагорье с отдельными пиками, над которыми ползли круглые облака.
За Акараи, между реками Кассикаитю и Камо, высились бледно-голубые вершины Камо-Маунтинс
Я отвел глаза, а немного погодя снова посмотрел туда. На фоне горы протянулась вертикально вниз длинная белая ниточка. Водопад! Водопад длиной не менее трехсот метров, но такой узкий, что это вполне мог быть один из тех временных потоков, которые возникают после дождя.
Солнце переместилось, и я отчетливо видел струю. До сих пор никто не наблюдал водопада в тех местах, так что мне явно посчастливилось сделать открытие.
На противоположном, более отлогом склоне Фаиафюн, Сирил и Джордж расчистили целую просеку. Здесь на много километров на восток простиралась плоская равнина. Вдали она повышалась, образуя гористое плато — Серра Ирикоуме, откуда мы только что вернулись. Мало кто любовался до нас этим ландшафтом, разве что какой-нибудь летчик, да один-два индейца.
Мое внимание привлекла вершина, которая поднималась выше других — по-видимому, та самая гора, с которой спустился в деревню Мачира. Если это она, то Шиуру-тирир находится примерно посередине ее склона, а Грязные холмы — ближе к нам; у их подножия течет невидимая отсюда Буна-вау.
Но больше всего меня заинтересовал профиль плато. Судя по мягким формам рельефа, оно было сложено не из твердого песчаника, как Пакараима, а из белых песков. Это еще раз подтверждало мое предположение, что, дойдя до мавайянской столицы, мы достигли западной окраины обширного неизвестного района песков Белопесчаного моря.
На следующий день возвратились Ка’и, Япумо и Йеимити. Они принесли записку от Ионы; Манаванаро остался с ним, чтобы помочь определять деревья. Ка’и приветствовал меня радостной улыбкой, остальные двое хмурились и избегали смотреть в глаза. Причина выяснилась скоро.
— Иона заплатил Ка’и, а нам ничего не дал, — заявили они, когда я открыл ящик с товарами, чтобы произвести расчет. — Вы должны нам за три дня работы с Ионой и за то, что мы отвезли его вверх по реке.
А между тем в принесенной ими записке было сказано, что оба получили часть причитающегося им вознаграждения. Они об этом и не подозревали, так как не имели представления о письменности. Ничего подобного я от них не ожидал и чувствовал себя очень неловко. Мавайяны показали себя такими хорошими товарищами, столько сделали для меня, что язык не поворачивался прямо обвинить их во лжи. Я не стал спорить с ними, а просто выплатил то, что якобы недодал Иона. Потом спросил, согласны ли они помочь мне перебросить снаряжение через горы.
Ка’и сразу же согласился, остальные двое отказались — они боялись теперь показаться на глаза Ионе. А между тем я очень нуждался в их помощи. Положение создалось серьезное: как бы не пришлось бросить часть снаряжения… И вместе с тем было в этих незадачливых плутах что-то такое мальчишеское, наивное, привлекательное, вид у обоих был такой виноватый, что я не мог по-настоящему рассердиться на них.
Сообразив, что своим обманом они лишили себя возможности побольше заработать, Япумо и Йеимити совсем расстроились, зато добродетельный Ка'и торжествовал. Бедняги уныло слонялись вокруг лагеря и смотрели, как я разбираю образцы. Немного погодя я сделал новую попытку уговорить их.