В Суоми
Шрифт:
— Да, по всей видимости, это так, — нехотя согласился Инари и, вытащив из-за пазухи револьвер, проверил, все ли патроны на местах.
Олави выскочил из челнока на берег. Прошел несколько шагов. Осторожно раздвинул кусты и стал вглядываться. Да, люди идут прямо на них. С собаками. Впереди двое с ружьями. Позади них Юстунен. Сомнений не может быть.
— Будем, значит, драться до конца? — спросил Олави Инари.
Впрочем, в топе его было скорей утверждение, чем вопрос.
Инари на секунду задумался. «Наша задача — доставить
— Груз наш надо свалить в озеро.
«Если нас не убьют, значит, и оружие не пропадет. Нас пришьют — оружие пропадет», — так он думал, отпихивая карбас от берега.
Можно было бы винтовки и патронные ящики спрятать в осоке у самого берега. Но там было слишком мелко, а металлические патронные ящики предательски блестят.
Голоса все приближались. Да, народу шло немало. Об этом можно было заключить еще и по тому, что они не таились, не маскировались.
Тогда товарищи отвели карбас немного подальше от берега, где илистое дно не так ясно виднелось. Лундстрем удивился, что он раньше не заметил, как здесь прозрачна вода.
Олави измерил веслом глубину — весло не достигало дна. Осторожно, чтобы не было плеска, они стали поднимать связки винтовок и оцинкованные ящики с патронами и бережно опускать в воду.
Надо было торопиться, потому что голоса гудели уже совсем близко и слышно было, как хрустит под ногами идущих сухой валежник.
Когда последний ящик был опущен в воду, голоса раздавались совсем близко и уже около самого берега показались фигуры крестьян.
Поселяне шли спокойно, не торопясь, поодиночке и небольшими группами, и с ними — двое охотников.
И немного времени понадобилась, чтобы установить, что это мирные крестьяне, батраки и торпари возвращаются после проповеди восвояси по берегу реки.
Юстунен, ожидая угощения, и не подумал доносить.
Наряженные в самые лучшие свои платья, девушки и парни, тетушки и племянники, невестки и свекрови, золовки и зятья, — они, кроме проповеди о воздержании в сем грешном мире, несли с собой сплетни и слухи со всего прихода, а также и необходимые в обиходе безделушки, купленные по сходной цене у коробейника из Улеаборга.
Только к позднему вечеру прекратилось хождение. Далеко в селении засветились одинокие огоньки, отраженные, как и звезды, в озере.
Наступила ночь, тяжелая для троих людей, опустивших на дно и труд и мечту многих своих дней.
Они долго молчали. Их охватил приступ отчаяния. Набегающие на небо тучи углубляли ощущение нахлынувшего несчастья.
Но Инари вспомнил Коскинена, свое обещание выполнить приказ, подумал о том, что на севере, в лесных бараках, товарищи ждут драгоценное оружие, и приказал разжечь костер и сесть в карбас.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Они повели карбас туда, где потопили оружие. Найти это место
Олави запомнил, что, когда они топили винтовки, карбас находился на линии створа высокой сосны и обгоревшего пня, у самого берега. Потом карбас отнесло немного влево. Найти эту линию створа в темноте осенней ночи было трудно.
Лундстрем стал веслом промерять глубину. Весло доставало дно. Надо было еще немного отойти от берега. Метра через три уже нельзя было нащупать дно. Значит, здесь.
Они измерили глубину веревкой с камнем. Около двух сажен. Лундстрем попробовал рукой воду. Она была холодная. Воздух тоже был по-осеннему прохладен. Ночь окружила леса, и озера, и карбас.
Инари стал медленно раздеваться.
«Он окончательно сошел с ума, — подумал Лундстрем, но не решился мешать Инари. — Холодная вода приведет его в чувство».
А Инари, раздеваясь, вспомнил, как он мальчишкой прыгал в прозрачную воду и доставал со дна монеты в двадцать и пятнадцать пенни. Некоторые монеты не успевали еще коснуться ровного песчаного дна — он ловил их на лету. Но тогда целью было двадцать пенни, а сейчас?
Он разделся и, взглянув на темное, безлунное осеннее небо, прыгнул в воду.
Карбас покачнулся. Холод сразу охватил все тело.
Инари набрал мало воздуха в легкие, он не вовремя перевернул свое тело вниз головой, поэтому руки его напрасно хватали воду, он не мог даже коснуться дна. Он вынырнул, тяжело дыша, и сразу же, едва успев перевести дыхание, приподняв, насколько это было возможно, свое тело над водою, снова нырнул.
Мелкими лопающимися пузырями доходило его дыхание до товарищей, напряженно смотревших на покрытую рябью темную воду.
На этот раз Инари удалось зацепить рукою дно. Но почва была тинистая, илистая, и задержаться на дне не было никакой возможности. Вода отрывала Инари от дна и с силой тащила наверх. Ил, зажатый в горсть, был его добычей. Холод, казалось, уже добирался до самого сердца. Трудно было даже огибать руки, но Инари нырнул третий раз.
Снова темная, тяжелая, холодная вода над головой. На этот раз он дотронулся ногами до дна и ощутил — в этом он мог поклясться самым ему дорогим — ощутил уже подернутый илом гладкий скользкий предмет. Прямые углы ребер говорили о том, что это патронный ящик. Снова вода выбросила Инари наверх, и, стуча зубами от холода, он крикнул товарищам:
— Я нашел ящик! На этом месте… Не потеряйте его!
Лундстрем помог взобраться Инари в карбас.
Самому Инари это было бы сейчас сделать нелегко. Он чувствовал, что руки его одеревенели, но воздух теперь не казался таким холодным, как тогда, когда он снимал с себя куртку.
Лундстрем принялся растирать дрожащего Инари шерстяным одеялом.
Олави сидел молча, мрачно вперив свой взгляд в то место, откуда вынырнул Инари. От него сейчас, как от брошенного камня, шли, все увеличиваясь и удаляясь, круги.