В сутках двадцать четыре часа
Шрифт:
— Я вам так расскажу, сразу найдете, без номера… Дом приметный…
Голубятников вызвал к себе сотрудников Кириллова и Каменецкого.
— Нужно немедленно ехать на Подлужную, иначе соль перепрячут.
…Нужный дом на Подлужной отыскали сразу. Выставив у окон и крыльца сотрудников, Голубятников спустился в подвал. Свет с улицы через маленькие запыленные оконца почти не пробивался, стоял густой полумрак. Но в глубине подвала тускло горел керосиновый фонарь. Похоже, что в подвале находились люди. Голубятников вынул из кармана револьвер, остановился, прислушиваясь. Осмотрелся. В длинный коридор выходило
Пахло пылью и мышами. Снаружи и в подвале тихо. Голубятников сделал несколько осторожных шагов и снова замер, услыхав шорох за дверью, какое-то неясное движение. Переждал и рванул дверь на себя.
В подвальном полумраке мелькнули яркие вспышки выстрелов.
В ответ на запрос В. И. Ленина об обстоятельствах гибели Николая Голубятникова из Казани сообщили:
«Николай Голубятников 2 марта прошлого года, руководя лично поимкой бандитов, сражен двумя выстрелами и через несколько часов умер. Голубятников был человеком энергичным, безупречной честности, открыл много крупных краж».
В. И. Ленин ознакомился с ответом и поручил дать телеграфное распоряжение о назначении матери погибшего усиленной пенсии. Чуть позже пенсии были назначены жене и дочери Голубятникова.
Николай Илларионович Голубятников навечно зачислен в списки личного состава уголовного розыска МВД Татарской Автономной Советской Социалистической Республики.
На степном шляхе
Заканчивалась гражданская война. Количество полков Красной Армии сокращалось, многих опытных командиров направили во внутренние войска и в милицию: их боевой опыт мог пригодиться в борьбе с бандитизмом.
Кубано-Черноморская партийная организация послала работать в милицию героя гражданской войны, бывшего командира 1-го Екатеринодарского полка Красной Армии Макария Демуса, награжденного двумя орденами Красного Знамени. В город Пятигорск заместителем начальника Терской губмилиции прислали бывшего комиссара 3-й Кубанской кавалерийской бригады Кочубея — Василия Петровича Кандыбина.
…Ставропольский губком и губисполком в 1920 году назначили начальником губернской милиции боевого соратника С. М. Буденного по Первой Конной Армии, бывшего командира 6-й кавдивизии Иосифа Родионовича Апанасенко. Он хорошо знал Ставрополье, был организатором партизанских отрядов.
Секретарь губкома Ю. С. Мышкин пригласил Апанасенко к себе:
— По степным шляхам мотаются зеленые. Как грибы после дождя, появляются бандитские «батьки». Ни много ни мало — шестьдесят банд. Почти все они местные. Днем ходят за плугом, а потом исчезают на неделю и по ночам гуляют с обрезами. Пора с этим кончать. Сам увидишь, что нужно делать, боевой опыт у тебя богатый, используй его. Не мне учить, как воевать, но запомни, дело это нелегкое, нужно особую тактику выработать.
Чуть свет Апанасенко, звеня шпорами, поднялся в кабинет. Молча выслушал доклад дежурного о новых бандитских вылазках. Когда дежурный ушел, вынул из сейфа карту и долго сидел над ней, вглядываясь в черные квадраты станиц и поселков, в зубчатые линии, обозначавшие овраги и балки, пытаясь угадать путь банды, зарубившей ночью трех коммунистов.
Но
— Седлать коней! — приказал Апанасенко дежурному. — Пошлите посыльного к командиру эскадрона ОГПУ, тоже пусть поднимаются.
Эскадрон шел на рысях, в походном порядке по степному шляху, густо пылили четыре пулеметные тачанки. Теперь от красных конников бандитам не уйти. По всем правилам военной науки окружили Кривую балку, оставив сильный резерв верховых, чтобы в любую минуту пойти на преследование. Апанасенко распорядился:
— Эскадронам спешиться!
С высокого кургана он наблюдал, как у выхода из балки развернулись тачанки, закрыв отход банде. По его сигналу в ковыле быстрыми тенями мелькнули бойцы и двинулись вперед. В лозняке заняли позицию пулеметчики. Цепь бойцов перешла на быстрый шаг, потом побежала, и видно было с кургана, как в руках бойцов и милиционеров блестели стволами карабины…
Но в степи по-прежнему тихо, ни одного выстрела. На дне Кривой балки в кострах еще редко тлели кизяки и ветки. Возле одного из костров стояла недопитая четверть самогона да валялись всюду объедки. А кругом ни души. Банда словно сквозь землю провалилась.
Черная сотня и на этот раз боя не приняла. И так почти всегда. В каждой станице у бандитов были свои люди. На хуторе или в поселке, в станице у «батек» глаза и уши, а чекисты этим пока похвастаться не могли. У молодой республики тогда до многого руки не доходили, она только-только становилась на ноги в этих краях. Поэтому кулачье крепко держалось за атаманов — свою опору. С теми же, кто помогал милиции или просто сочувствовал коммунистам, бандиты жестоко расправлялись, не щадя ни женщин, ни детей. Боясь мести, местные жители молчали.
Краском Апанасенко, привыкший водить в бой кавалерийские эскадроны, вскоре понял, что секретарь губкома прав: лихой атакой, одним махом с бандами не покончишь. Тут намного сложней, чем на войне.
Апанасенко зашел в губком к Ю. С. Мышкину.
— А, красный командир! Проходи. Слышал, слышал. Быстро поднимаетесь по тревоге, боевая готовность у вас хорошая. Молодцы! Теперь вам нужно завоевать доверие у селян, чтобы каждый трудовой крестьянин стал надежным помощником милиции. Учись сам и учи своих людей работать не только шашкой, но и словом, — сказал секретарь. — По-моему, главное для нас — настроить против разбойных «батек» селян.
Апанасенко после неудачной операции в Кривой балке провел собрание сотрудников, пригласил на него и командиров эскадрона ОГПУ. С присущей ему прямотой рассказал о причинах неудач:
— Нам нужно убедить крестьян, чтобы они уверовали в наши силы, в крепость народной власти, и тогда бандитам не уйти от расплаты. Таково мнение губкома.
— Мы не агитпроп, а карающий меч революции, — возразил помощник. — Не наше это дело, товарищ начальник, заниматься агитацией и ликбезами…
Апанасенко сердито сверкнул глазами: