В тайге стреляют
Шрифт:
— Старик Уйбаан... Макар Иванович, — стушевавшись, забормотал Назарка. — Наслег пришел...
— Молодой человек, ты знаешь про Макара Ивановича? — воскликнула женщина.
Она мгновенно преобразилась. Куда делась расслабленность и вялость движений. Хозяйка схватила Назарку за руку, сильно сжала ее и потащила парня на кухню.
— Боже мой! Я так переживала! Я чуть с ума не сошла! Я... Где Макар Иванович? Жив-здоров?.. Как я умоляла не ездить в такое проклятущее время! Я
Хозяйка усадила гостя на скамью, засмеялась, чувствуя долгожданное облегчение. Затем она заговорщицки подмигнула Назарке, порывисто прижала его голову к своей мягкой груди и сказала:
— Я тебя не забыла. Видишь, какая у меня память! С Павлом Ивановичем приезжал. Конюшил у него... Ну, выкладывай, где там мой непоседа Макарушка? Чего задержался? Неужели так трудно дать знать о себе? Красных, что ли, убоялся? Да про них больше распускают всякого, чем они зверствуют.
Назарка мало что разобрал из этих слов хозяйки. Ясно было лишь, что появление его обрадовало, приободрило ее. Немного погодя Назарка сообразил, что хозяйка вроде бы неправильно поняла его. Она, видимо, посчитала, что парнишка послан специально с известием от мужа.
— Макар Иванович мин... мне надо!
Для пущей убедительности Назарка ткнул себя пальцем в самодельную пуговицу на драной шубейке.
— Беда нам с тобой! Я по-якутски ни бельмеса, ты по-русски ни бум-бум! — сокрушенно вздохнула хозяйка и, чуя что-то недоброе, встревоженно посмотрела на беспомощно улыбающегося паренька. — Ну, давай толкуй как умеешь... Может, записку он прислал? Бумага есть? У тебя бумага мне есть?
— Макар Иванович мне, мне надо! — настаивал на своем пришелец. — Макар Иванович тут, дома?
— Макар Иванович тебе нужен, да? — догадалась наконец хозяйка, и на лице ее вдруг выступили пятна.
— Оннук, оннук! — закивал головой Назарка. — Я хозяин, Макар Иванович пришел... тут, дом!
— Как Макар Иванович? Так ведь он... Нет, я вконец все перепутала... Погодь, здесь недалече сахаляры [52] живут. Сбегаю к ним, кликну кого-нибудь. Пусть переводят, что ты толмачишь. Вдвоем мы с тобой до Христова пришествия не дотолкуемся. Ты про Фому, я про Ерему. Сиди и жди! Чайник в печке.
52
Местное название русско-якутских креолов.
Женщина суетливо накинула на себя бархатную шубу на лисьем меху. Голову повязала пуховым платком и, еще раза три знаками и жестами напомнив гостю, чтобы он не уходил, скрылась за дверью. Разнотонно проскрипели лесенки крыльца, хлопнула калитка.
В кухне вкусно пахло печеным хлебом, смородинным листом и укропом. От громоздкой печи с широким зевом веяло теплом. На стене, посверкивая начищенной медью и серебром, висели диковинные ложки, решетки, рогульки. По шестку деловито сновали тараканы. Встречаясь, они усиленно двигали усами, точно обнюхивали друг друга. Из угла на Назарку скорбно, с немой укоризной смотрела молодая женщина с младенцем у груди. Голова ее была окружена сиянием. Назарка уже знал, что это религия. Над иконой чуть покачивалась паутинка.
Здесь все свидетельствовало о дремотной тишине, устоявшемся покое и обеспеченной сытости.
Поколебавшись, Назарка аккуратно оторвал бумажку, не уронив ни крупицы, насыпал махорки и закурил. Дым выпускал
«Однако, Макара Ивановича давно дома нету», — размышлял он, припоминая нетоптанный двор и беспокойство хозяйки. — Куда он уехал? Почему про него никто ничего не знает?»
Думы его прервал топот в сенях. В кухню вошли хозяйка и молодой белолицый парень с прямым крупным носом и якутским разрезом глаз. У порога он сдернул с головы шапку и, застеснявшись, переступил с ноги на ногу. Потом истово осенил себя крестным знамением и поясно поклонился.
— Вот он из наслега пожаловал. Что-то про моего Макара толкует, а что именно — не пойму, — показывая на Назарку, плачущим голосом произнесла женщина и развязала платок. — Ты у него выспроси-ка, милый, все как есть. У меня душа изболелась.
Парень понимающе хмыкнул, кашлянул в кулак и сел на табуретку напротив Назарки. Он явно гордился возложенным на него поручением и строго поглядывал на собеседника. Хозяйка поставила перед ним распечатанную пачку легкого табаку и настоящую папиросную бумагу.
Назарка решил не упускать представившуюся возможность. Он затушил свой окурок, спрятал его в карман и свернул новую папиросу. Табаку в такой красивой обертке ему пробовать еще не доводилось.
— Ну, что молчишь? — поторопила женщина переводчика. — Расспрашивай, узнавай!
— Ты, парень, чего хотел сказать-то ей? — певуче растягивая гласные, осведомился сахаляр и кивнул в сторону хозяйки, застывшей в ожидании у печки. — Она по-якутски совсем не слышит. За мной бегала... Муж-то у нее из ссыльных. Она важная, с местными не водилась... Макар Болдырев поболе трех месяцев назад в наслег укатил. Вроде товары на продуктишки менять и запропастился гдетысь. Ты не видел его случаем? Может, он письмо какое с тобой переслал?.. Ишь, притихла баба, вот-вот нюни распустит. Они все такие... Говори теперь ты!
— Нет, не видел я юркого человека — Макара Ивановича! — раздельно ответил Назарка. — Старик Уйбаан, отец Павла, велел передать Макару Ивановичу привет и низко кланяться ему велел. А еще просил табаку прислать. В наслеге курить нечего стало. Фамилия тойона Уйбаана Цыпунов. Верно она сказала: гостевали мы с Павлом у них.
Сахаляр внимательно выслушал Назарку, вслед за ним непроизвольно двигая губами, глубокомысленно хмыкнул и слово в слово перевел. На полных щеках женщины опять высеялись красные пятнышки. По мере того как сахаляр говорил, пятна эти расползались, сливаясь вместе, и багровели. На ресницах задрожали слезинки. Она часто-часто заморгала и низко опустила голову. Назарке стало неприятно смотреть на исказившееся, подурневшее лицо хозяйки, и он стал упорно разглядывать пузатый присадистый самовар. На выпуклых блестящих боках его дробно отражалось солнце, краешком заглянувшее в окно. У Назарки возникло чувство, будто он принес в этот тихий, дремотный дом неизбывное горе, и ему захотелось поскорее уйти отсюда.
Переводчик замолчал. В кухне воцарилась гнетущая немота. Вдруг хозяйка растерянно всплеснула руками и зачастила своей сбивчивой скороговоркой, перемежая ее охами и восклицаниями. Назарка вопросительно поглядел на собеседника, который слушал женщину с застывшей полуулыбкой.
— Болдыриха толкует вот что. К Цыпунову муж ее давно еще отправился, только говорить об этом никому не велел, — вполголоса переводил сахаляр, искоса посматривая на женщину. — Товаров с собой разных брал. Это я уже говорил... Э, дальше неинтересно. Всяко-разно, бабье, жалостливое болтает... Может, дорогой ограбили его? Не слышал? Про убийство народ не капсекал у вас?