В тебе моя жизнь...
Шрифт:
Загорский надел мундир, потом прикрепил к поясу саблю и развернулся к ней. Степан быстро поспешил прочь из комнаты проверить лошадей, чье тихое ржание доносилось из полуоткрытых окон спальни, оставив их наедине для их прощания перед дорогой.
— Пора, — подошел Загорский к Марине и встал прямо перед ней, не касаясь ее. Она подняла на него глаза, ярко блестевшие от невыплаканных слез. — Ну же, милая, ты словно на войну меня провожаешь. Улыбнись, я не могу видеть слезы на твоем лице. Думаешь, мне легко сейчас? Если ты заплачешь, клянусь, разрыдаюсь и я. Что ты будешь делать тогда с рыдающим мужчиной?
Марина невольно улыбнулась сквозь слезы, представив рыдающего Загорского. Довольно презабавная картина получилась.
— Ну вот, твоя улыбка нравится мне гораздо больше. Береги себя, милая. Будь стойкой и жди моего письма. Я уверен, что скоро наше дело решится в положительном ключе, только надо подождать немного, — он положил ей палец на губы, не давая возразить в ответ. — И никакого coquetterie [63] с Анатолем. Я очень-очень ревнив, предупреждаю. Могу и придушить в гневе, как Отелло.
63
кокетство, флирт (фр.)
— Никакого coquetterie, — тихо согласилась Марина.
Загорский быстро и крепко поцеловал ее в губы и почти выскочил из комнаты, словно не в силах долее находиться там. Через мгновение со двора донеся его властный голос, отдававший последние указания Степану перед дорогой.
Марина стояла прямо посреди спальни, слово оглушенная, не в силах двинуться с места. Вот и все, повторяла она про себя, он уехал. Она сжала кулаки еще сильнее, стараясь успокоить свое глухо стучащее в груди сердце, и почувствовала, как что-то впилось в правую ладонь. Уехал…
Она вдруг сорвалась с места и бросилась вон из спальни. Пробежала через салон прямо в открытую входную дверь, прочь из флигеля. Сбежала по ступенькам крыльца мимо перепуганной ее спешкой Агнешкой, поднимающейся в дом. Она обогнула флигель, едва увидела только удаляющиеся спины Загорского и его денщика и пустилась бежать за ними следом. Босая, непричесанная, в распахнувшемся капоте, мешающем бегу, под недоуменные взгляды проходивших мимо садовников, спешащих приняться за работу.
— Сережа! — крикнула она без особой надежды, что он услышит ее — так велико было меж ними расстояние.
Но он услышал. Услышал и обернулся назад, а заметив ее, стоявшую там, растрепанную и запыхавшуюся, пустил коня обратно. Увидев это, Марина остановилась и стала ждать, когда он подъедет ближе.
— Какая же ты дурочка! — нежно бросил ей Загорский и спрыгнул с седла. Он подошел к ней и схватил ее за плечи. — Боже, ну куда ты выскочила? Да еще босая! Дурочка моя!
— Вот, — Марина протянула ему раскрытую ладонь. — Я забыла тебе отдать. Возьми, это обережет тебя от любых напастей. Это Сергий Радонежский. Он не оставит тебя и сохранит от бед.
На ее руке лежал небольшой серебряный образок на черном шнурке. Недорогой и простой подарок, но при виде его у Загорского защемило сердце.
— Милая моя, — прошептал он и склонил голову, чтобы она надела образок ему на шею. Потом нежно взял ее лицо в свои ладони и стал целовать
Губы их соединились в последнем перед долгой разлукой поцелуе, и Марина почувствовала в нем все то, что стремился выразить без слов Загорский: его страсть к ней, его нежелание расставаться с ней, оторваться от ее губ.
— Тебе пора, — прервала их поцелуй Марина. — Я не хочу, чтобы ты опоздал в полк. Ты должен быть примерным офицером и заслужить право вернуться ко мне до срока. Ведь год — это целая вечность.
— Целая вечность, — повторил за ней Загорский шепотом. Затем вдруг улыбнулся и прошептал прямо ей в губы:
О, только б огонь этих глаз целовать Я тысячи раз не устал бы желать. Всегда погружать мои губы в их свет — В одном поцелуе прошло бы сто лет. Но разве душа утомится, любя. Все льнул бы к тебе, целовал бы тебя, Ничто б не могло губ от губ оторвать: Мы все б целовались опять и опять; И пусть поцелуям не будет числа, Как зернам на ниве, где жатва спела. И мысль о разлуке не стоит труда: Могу ль изменить? Никогда, никогда.— Обожаю Байрона, — прошептала Марина.
— А я обожаю тебя, — Загорский снова приник к ее губам, и лишь тихое покашливание Степана вернуло их на грешную землю.
— Мне надо ехать, — Сергей прикоснулся лбом к ее лбу. — О Боже! Где ты была раньше? Хотя бы лет на пять?! Ступай, милая, возвращайся в дом. Не стой тут босая.
С этими словами он быстро поцеловал ее в лоб, вскочил на коня и ускакал прочь, подстегивая животное, задав при этом такую скорость, что Степан еле поспевал на своей небольшой лошадке.
— Пошли, касатка, — обняла Марину за плечи неслышно подошедшая Агнешка. — Не стой голыми ногами на сырой земле, так и до горячки недалеко. Вернется он к тебе, куды ему деваться? Пойдем, нянюшка твоя тебе чайку заварит, да водички теплой прынесет ноженьки твои погреть. Пойдем, дзитятко мое.
Во флигеле Марину уже ждали. Едва она переступила порог дома, как с кресла поднялась навстречу ей Жюли.
— О, Бог мой! В каком ты виде?! — ахнула она при виде подруги и поспешила к столику, где стоял поднос с горячим чаем. — Тяжело далось прощание?
— Тяжелее некуда, — вздохнула Марина и опустилась в кресло напротив. Агнешка тут же принесла таз с водой и принялась мыть ей ступни. — Брось, Гнеша, я сама, — попыталась Марина остановить старую нянечку, но та лишь отмахнулась от нее. Поэтому она откинулась на спинку кресла и договорила подруге. — Я не смогла заснуть всю ночь. Все лежала и смотрела на него. Думала, как же я смогу отпустить его от себя да еще так надолго. К тому же эта неизвестность… это молчание по поводу нашего брака убивает меня. Тяжко же будет мне тут без него. Ему легче — уехал и все, а мне здесь всем в глаза лгать придется да изворачиваться.