В тени двух богов
Шрифт:
Адриан поначалу только пробежал глазами это письмо, показавшееся ему набором пустых городских сплетен. Он никогда не был особенно впечатлен умом Сабины, считая ее обычной женщиной, ничем не выдающейся, хотя и в меру образованной. Несмотря на историю с Антиноем и почти полный разрыв, Сабина иногда под настроение позволяла себе делиться впечатлениями о великосветской жизни двора в его отсутствие. Сейчас, видимо, у нее возникло такое желание.
Он перечел письмо медленнее. Постепенно смысл последних строк стать доходить до него, и глухая ярость овладела его сердцем. Сервиан и Фуск. Именно он их выбрал среди остальных, доверился им, а доверие императора штука серьезная,
43
В Риме медная монета.
Сервиан и Фуск – последние из его, Адриана, близких родственников, других не осталось. Но какая глупость, ходить среди сенаторов и распространяться о его императорских планах! Какая глупость! Нет, они не прошли испытания, и не важно, кто его ниспосылал: боги или император!
Помимо гороскопа, должно быть нечто такое, что бесповоротно убеждает в правильности окончательного выбора. Для Адриана это всегда была проверка, которой он подвергал свое окружение, разные испытания, придуманные им самим. Одни их проходили с легкостью, как например, Марк. Мальчишка, который не видел жизни и, вроде бы, намного проигрывал опытному Сервиану и амбициозному Фуску. Но он выдержал их, когда ходил по Риму с веселыми и боевыми жрецами салиями, хотя ему было очень мало лет, не уступил плотским искушениям, когда он, Адриан, отправил к нему молодых рабов.
Конечно, ему еще предстояло много трудиться, чтобы достичь совершенства, подобного тому, которого добился сам Адриан. Но задатки у него есть и имеется главное: старание, такт и сдержанность, словно Вериссимус уже изучил модную философию стоиков. Однако Марк еще только занимается с грамматиками, он даже к риторике не подошел.
Бенедикта, эта девочка-рабыня, призналась Адриану, что Марк все-таки не сдержался в самом конце любовной игры, но это ничего не значило. Это исправимо. Он возьмет себя в руки и полностью, нераздельно будет владеть эмоциями.
А Сервиан? А Фуск? О Боги, как они обычны, как недалеки, как примитивны, будто акулы среди стаи хищных акул! А ведь сан великого понтифика, принцепса, Августа, выше всего земного, выше низменных страстей, выше земноводных тварей. Император – это живой бог, который со смертью перейдет на небо и присоединится к сонму других богов. И разве Фуск сможет стать богом после всего, после таких слов о нем, Адриане?
Император почувствовал, как в носу захлюпало, провел рукой по усам над верхней губой и увидел, что пальцы окрасились в красный цвет. Вот опять. Все оттого, что он разволновался, разгневался и снова пошла кровь. Когда он усмирял восставших иудеев, проливал реки их крови, то чувствовал себя хорошо: ни одного кровотечения, ни одного припадка. Словно богам, всегда жаждущим жертвоприношений, требовалась любая кровь, и вместо своей он отдал им чужую.
Теперь же, после возвращения в Афины его нашло письмо жены, и все оказалось по-другому. Взяв платок и приложив его к носу, Адриан улегся на ложе, запрокинул голову.
Ему вдруг вспомнился Цейоний Коммод. Веселый, исполнительный, смелый молодой человек, хоть и недалекий. Как он быстро и ловко разделался со змеей, там, в пещере под Бетаром! И не побоялся этого иудейского бога со смешным названием, не в пример бывшему наместнику Тинею Руфу, у которого затряслись
Что касается Марка, Марка Вериссимуса…
Император задумался. Тот дождется своей очереди, ведь он подает большие надежды и, если звезды сложатся на небе благоприятно, его еще будет ждать пурпурный плащ принцепса. Если же нет – он станет хорошим помощником Цейонию Коммоду, а потом и его маленькому сыну Луцию.
После прочтения письма Адриан дал распоряжение секретарю Гелиодору вызвать Цейония из Рима.
– Дорогой мой Цейоний, – сказал он, подойдя к гостю, – я принял решение назначить тебя консулом на следующий год вместе с Секстом Веттуленом.
– Я благодарен, великий цезарь, – удивленно произнес Цейоний, не ожидавший, что Адриан распространит на него свое благоволение. У императора, как у каждого правителя, давно сложился круг близких людей, любимцев, которые получали неограниченные милости. Попасть в их число казалось делом невозможным, особенно для молодых нобилей. Оставалось лишь терпеливо ждать часа, когда империю возглавит их ровесник принцепс, и привлечет ровесников для управления великой страной.
– Но чем я заслужил такую милость? – поинтересовался он.
– Я исхожу из государственных интересов и считаю, что ты достоин консульского звания. Ты хорошо показал себя в Иудее. Кроме того, о тебе наилучшего мнения префект Регин и многие сенаторы. И это только первый шаг.
– А каков второй?
– Узнаешь обо всем, Цейоний, когда придет время. Но у меня есть одно условие. Я хочу, чтобы твоя дочь Фабия была помолвлена с Марком Вером. У него большое наследство от Анниев, от отца и прадеда, и это будет хорошая партия. Пусть два ваших славных семейства породнятся, чтобы слава Рима не угасла с нашим уходом. Ведь мы все смертны, не так ли?
Он посмотрел в веселые, ничего не выражающие глаза Цейония и подумал, что сделал удачный выбор. Коммод будет фасадом предстоящего правления, праздничным, блестящим, внушающим восхищение, а Марк окажется реальным правителем за его спиной.
Большой Цирк
Через несколько месяцев после начала консульства Цейония Коммода, когда уже благоухала весна, и дневное солнце согревало италийскую землю еще не горячим, но ощутимым теплом, Рим, после холодной и ветреной зимы, зажил обычной жизнью. Нескончаемой вереницей потекли празднества, посвященные богам, разнообразные игры и фестивали. Огромное население города: знать, вольноотпущенники, рабы, все предались безудержным развлечениям, которыми обильно потчевал вечный Рим.
На открытие сезона конных бегов Марка и его мать, а также их родственницу Фаустину старшую, новый консул Цейоний Коммод пригласил в мае. Случилось это следом за обручением Марка с его дочерью Фабией, и после Латинского фестиваля, во время которого Марка назначили префектом города – пост этот был почетный и не давал никаких особых преимуществ, однако позволил Цейонию отличить нового родственника.
Само обручение проводилось в торжественной обстановке, в присутствии родни с обеих сторон. Марк тогда впервые увидел Фабию, небольшого роста, анемичную, тихую девочку, которая, казалось, не понимает, что происходит. Наверное, ее только оторвали от кукол, ведь она была на несколько лет моложе Марка, которому в феврале исполнилось пятнадцать.