В тени охотника 1. Перекрестье дорог
Шрифт:
Айви!
Летница рассмеялась, звонко, будто гроздь серебряных колокольцев встряхнули, быстрым, уверенным шагом подошла ко мне и наклонилась, с улыбкой целуя меня в щеку.
– Арайя, такой чудесный вечер, а ты тоскуешь! Как же так, драгоценное мое солнышко? Так Добрую Ночь не встречают, и уж тем более – не провожают! – Ши-дани, чуть пошатываясь, будто молодое вино успело ударить ей в голову, ловко подцепила меня под локоток и подняла с гальки, деловито отряхнула подол моего платья от налипших на него мелких камушков и потянула за собой, игнорируя причитания брошенного кавалера. – Идем со мной.
– Куда? – заупрямилась я, на ходу дожевывая приторно-сладкий медовый пряник, купленный на лишнюю медяшку, завалявшуюся в простом кожаном кошельке, из которого торчали
– В хоровод же, милая, – летница улыбнулась шире, блеснув белыми зубами в ярком желтом свете смолистого факела. – Всем незамужним девицам через него пройти надо, вдруг судьбу свою изловишь.
– Лишь бы не она меня изловила, – недовольно вздохнула я, но упираться все ж не стала, позволяя увлечь себя в хохочущую, приплясывающую от нетерпения стайку девиц, собирающуюся у берега реки.
Хоровод – это танец, который обязательно танцуют во время каждого из четырех главных праздников, и каждому сезону присуща своя простая и одновременно причудливая манера. Весной во время Бельтайна хоровод движется быстрым, извилистым «ручейком», стараясь затянуть в «поток» как можно больше народу прежде, чем «ручей» обогнет всю праздничную поляну или площадь, символизируя талую весеннюю воду, которая уносит просевший, ноздреватый снег и питает землю. Летом, в Лугнасад, хоровод ведется непрерывным кругом, и танцуют его лишь незамужние девушки – это напоминание о жарком солнце, летней поре, с которой начинается сбор первого урожая, а еще время, когда заневестившиеся девушки могут показать себя перед возможным суженым. Осенью, перед Самайном, танец ведут женщины, уже успевшие стать матерями, и мужчины-отцы, и это два потока, которые пересекаются и смешиваются, становясь единым целым. А в разгаре зимы, накануне священного Имболка, когда за окном воет вьюга, а кусачий мороз заставляет деревья трещать от холода, хоровод становится не общим, а семейным, родовым танцем, в который встают те, кто связан кровными узами. Именно в Имболк юноши и девушки чаще всего объявляют о своей помолвке – и в случае, если родители относятся к браку благосклонно, девушка встает в хоровод, который танцует семья ее будущего мужа.
– Улыбнись, солнечная моя девочка, – тихо шепнула мне Айви, подводя поближе к будущему хороводу. Окинула меня шальным, чуточку пьяным взглядом, и вдруг ловко поменяла наши веночки местами, звонко расхохотавшись, будто услышала удачную шутку. – Сегодня Добрая Ночь, очень добрая! И в нее я искренне желаю тебе самых сладких поцелуев на свете! Идем же!
Я только и успела, что поправить надвинутый мне на лоб венок летницы, от которого остро пахло медом и еще чем-то пряным, горьковатым, смутно различимым, как заиграла музыка, громкая, задорная, и хоровод двинулся справа налево, по солнцу.
От костра, вокруг которого двинулся хоровод, все ускоряя шаг, веяло жаром, сладковатый запах дыма смешивался с ароматом цветов, перебивая запахи еды и сладостей, доносившиеся с наскоро поставленного на берегу реки обжорного ряда. Я чувствовала, как мою правую руку сжимает изящная, крепкая ладошка летницы, а левую тянет за собой высокая чернявая девица с растрепанными кудрями и толстенной косой до пояса, перевитой алой, как кровь, лентой.
Первая остановка – хоровод замер, распался и в повисшей на несколько мгновений тишине девицы развернулись лицом к зрителям, высматривая своего суженого-ряженого, а то и просто кого посимпатичнее в ряду неженатых мужчин, вдовцов и совсем молодых юношей, вчерашних мальчишек, прибежавших посмотреть на хоровод. Чернявая девица, во время танца беспокойно крутившая головой и потому дважды едва не упавшая, неожиданно смело шагнула вперед, снимая с головы на диво аккуратный венок
Вот оно, летнее девичье гадание. Трижды музыка останавливается, и можно обернуться, посмотреть, кого предложила судьба в качестве суженого. Если понравился – можно предложить свой венок и выйти из хоровода, а уж примут его или нет – дело десятое. В любом случае, для многих деревенских девушек – это редкая возможность познакомиться с тем, кто действительно приглянулся, и может, довести знакомство до желанного брака, а не ждать, пока родители подберут достойного супруга, которого и увидишь-то только в день свадьбы.
Айви покрепче сжала мою ладонь, я шагнула влево – и почувствовала, как по телу разливается неожиданное тепло, шальной жар, который бывает, когда по незнанию хлебнешь крепкой ягодной наливки. Меня наконец-то захватила эта игра, это ощущение праздника, девичьего гадания – к кому меня подведет судьба? Перед кем поставит? Кто мне улыбнется, когда музыка стихнет?
Вторая остановка – я ее и не заметила почти, потому что засмотрелась на яркую, лучащуюся изнутри Айви. Летница улыбалась, венок чуть сполз набок по гладким золотистым волосам, наполовину выскользнувший из-за пояса подол платья почти волочился по земле, шнуровка на груди чуть распустилась. Айви притягивала взгляды, как напоенный нектаром цветок притягивает пчел, и на второй остановке во время краткого затишья она шагнула к стройному, неловко держащему в руках флейту парню и смело надела ему на голову свой венок – тот даже не осмелился возразить, только смотрел на летнюю ши-дани шальными от радости глазами. Повезло сегодня парню, ничего сказать не могу.
Кто-то взял меня за освободившуюся руку, хоровод двинулся в последний раз по кругу – и тут неожиданно костер затрещал, а пламя резко пригнулось к малиновым светящимся углям под порывом невесть откуда налетевшего холодного ветра. Музыка сбилась, где-то сфальшивила скрипка, но потом огонь, будто бы собравшись с силами, загорелся ярче прежнего.
Странное чувство, будто бы треснул тот невидимый кокон спокойствия, то внутренний щит, держать который учат волшебники Одинокой Башни каждого из своих учеников. Учат днем и ночью, год за годом, и когда обремененное Условиями дитя вырастет, оно сумеет тщательно контролировать свои эмоции, а вместе с ними и колдовской дар. Ведь владеть им, управлять им – все равно, что танцевать джигу с наполненной до краев чашей в руках. И нельзя уронить ни капельки, нельзя расплескать драгоценную жидкость, ведь она – твоя суть и сущность, твоя магия и твоя душа. Расплещешь, вычерпаешь до дна – и останется от тебя лишь иссушенная, неспособная к колдовству оболочка, а душа взлетит острокрылой алой птицей со дна чаши и унесется в непостижимые дали, в бесконечность, и уж вряд ли вернется.
Вот и получается, что чем старше становятся ученики Одинокой Башни, тем реже яркие эмоции озаряют их лица. Они реже плачут и реже смеются, зато, когда приходить время колдовать, время сплясать джигу с собственной силой, они не отвлекаются на горечь потери, на месть и слезы, они сосредотачиваются на контроле за собой и собственной силой – и лишь потому способны не расплескать отведенную им Условиями чашу волшебства по сторонам, а собрать ее и нанести один-единственный мощный удар, которого будет достаточно даже каменному великану.
Но сегодня, сейчас, все ускоряющийся хоровод будто бы выдернул меня из искусственно созданной скорлупы спокойствия и отрешенности. Вытащил острокрылую алую птицу моей души на яркий свет, поближе к жарким огненным сполохам большого летнего костра, дал почувствовать его тепло, приятно жалящие искры, чувство единения и принадлежности к этому огромному и одновременно крошечному миру.
Я неслась в общем потоке, почти не чувствуя босыми ступнями нагретой за день теплой земли, слыша лишь отголоски задыхающегося, сбивчивого девичьего смеха. Я почти бежала – и смеялась сама, радуясь легкости и беспечности, затопившей меня изнутри.