В тихом омуте...
Шрифт:
Эта дуэль продолжалась какое-то время, какое – я и сама не знала. Наконец он поднялся и пошел прямо на меня. Слава Богу, сейчас все закончится. Единственное, что я сделала, – прикрыла ладонями свою бедную голову, как будто это могло меня спасти.
Я ждала.
Но вместо выстрела раздался участливый хрипловатый голос:
– Вам плохо?
Скажите пожалуйста, какое участие. С каких это пор у жертвы, прежде чем пристрелить ее, спрашивают о состоянии здоровья?
– Вам плохо? – настойчивее повторил мой терминатор. – Я могу вам помочь?
Нет, он положительно не собирался меня убивать – я подняла голову: в его
– Спасибо, все в порядке.
– Что-то вы очень бледная… – Еще бы! посмотрела бы я на тебя в моем положении! – Не возражаете, если я присяду?
Я не возражала.
Да он и не дожидался ответа – вальяжно развалился на стуле рядом, задел коленом мое колено – дешевенький приемчик вскормленного на видео провинциала, – подозвал официанта и заказал бутылку шампанского.
– Познакомимся? Меня зовут Влас.
– Ева, – прошептала я бескровными губами.
– Только не говорите, что это ваше настоящее имя, – хмыкнул он, впрочем, вполне доброжелательно.
Я похолодела – естественно, какая ты Ева, он ищет тебя в связи с совсем другим именем и совсем по другому поводу.
– Знаешь, – резко перешел он на “ты”, – девушки иногда позволяют себе поэтические вольности, придумывают разные диковинные имена.
– По-моему, мы еще не пили с вами на брудершафт – это во-первых. И не учились в параллельных классах, так что “ты” звучит не совсем уместно. – Отступать мне было некуда, и я позволила себе некоторую надменность женщины, которая устала отшивать чрезмерно прилипчивых парней. – Во-вторых, меня действительно зовут Ева, так что я уж никак не похожа на ваших шлюх по вызову.
– Это точно! – радостно заметил он и разразился тирадой по поводу того, что давно наблюдает, как я ем свое проклятое мясо – очень аристократично; что это так нравится ему, что я вообще так ему симпатична, что он хотел бы познакомиться со мной поближе.
– Насколько близко? – спросила я тоном, подсказанным мне Евой; тоном женщины, самой выбирающей мужчин.
– Насколько это возможно, – откровенно ответил он тоном мужчины, который всегда получает свое, чего бы ему это ни стоило. И накрыл ладонью мою руку.
– Знаете что? – посоветовала ему я, но руку все же не убрала. – Могу порекомендовать вам пару справочных изданий с номерами телефонов. Сауна, тайский массаж – там легко разрешат все ваши проблемы и временные затруднения.
– У меня нет проблем, – просто сказал он, – и если я подсел к вам – то я подсел именно к вам.
– Я замужем.
– Это мило. Я бы удивился, если бы такую красивую женщину кто-то не прибрал к рукам.
– Кроме того, у меня уже есть любовник.
– Тем лучше, у тебя будет возможность сравнить. Он проворно разлил шампанское по бокалам. И, не дожидаясь, пока я возьму свой, выпил пузырящуюся светлую жидкость, не удержался и скрыто отрыгнул.
– Очень культурно, – сморщилась я.
– Прости, прости… Это чертово шампанское всегда меня подводит, я вообще водку пью, тогда без эксцессов. – Парень, назвавшийся Власом, откинулся на спинку стула и стал совершенно бесстыдно рассматривать меня. В его глазах было что-то обезоруживающе-безыскусное, он не привык скрывать своих намерений, ясно. Он хотел банально переспать со мной, и чем раньше, тем лучше – я никогда не сталкивалась с подобной ситуацией в прошлой жизни: трах здесь и сейчас, – и эта ситуация даже начала забавлять
– Так и будешь молчать? – спросила я, невольно включаясь в его игру.
– Экономлю силы. Они мне еще пригодятся.
– Ты думаешь? Но сейчас я встану и уйду. Что тогда?
– Пойду следом за тобой.
– Я призову блюстителей порядка.
– Мне будет очень жаль.
– Но ты отстанешь?
– Отстану. – Лицо его сразу погрустнело, он проиграл ситуацию, в которой выглядел не таким крутым, как хотел казаться. И тут же нелепый мальчишеский кураж взял вверх. – Отстану. Но тогда тебе уже будет очень жаль. Я правду говорю, тебе могли понравиться некоторые вещи…
– Да?
– Слушай, если бы ты хотела уйти, ты бы уже ушла.
– Ты, должно быть, насмотрелся дешевой порнухи, где все только и думают, как бы трахнуть друг друга в самых неподходящих местах.
– В самых неподходящих?
– Именно, – наставительно сказала я, старая видеопрокатная крыса, поднаторевшая в самых разных типах порно; оказывается, все это никуда не ушло, все покоилось на мутном илистом дне моей души.
– Где, например? – Похоже, он живо заинтересовался.
– На задней площадке автобуса, на эскалаторе метро в час пик, на колокольне собора, в химической лаборатории во время опыта по получению мышьякового водорода.
– Это еще что за дерьмо?
– Это дерьмо используется в судебно-медицинской экспертизе для выявления малых доз мышьяка по способу Марша. – Я понятия не имела, почему из меня вырвалась эта тирада. Кажется, что-то подобное я штудировала, когда писала несколько сцен для нашего с Венькой лихого детектива. Но, как только я упомянула о судебно-медицинской экспертизе, по лицу Власа пробежала легкая тень, он тотчас же забыл об игривом порно.
– Ну ты даешь!
– Надеюсь, формула не нужна?
– Ты что, работаешь в ментовке?
– Да нет. – Черт попутал меня с оборотом смачных порноэпитетов, выкручивайся теперь. – Просто закончила химический факультет.
– А у меня по химии всегда был неуд. Но одну вещь я все-таки знаю – “Фенолфтолеиновый в щелочах малиновый!” Лихо, да! – Его глаза вдруг наполнились ностальгией, смешанной с ненавистью. А за этим последовало несколько корявых реплик о его постылой жизни в маленьком городке.
Я почти не слушала его, ведь все это было так похоже на мое собственное детство, ничего нового, кроме подростковых поллюций, которых я счастливо избежала. Я пристально рассматривала его – этот человек, чуть нагловатый, но совершенно обычный с виду, даже трогательный с этой своей пижонской стрижкой и претенциозным перстнем – этот человек убил моих друзей. Возможно, именно он разрядил обойму в хлипкую грудь Нимотси, возможно, это он швырнул тело Веньки навстречу асфальту… И сейчас я пыталась найти в его лице, в его разбросанных руках хоть какие-то зарубки, остатки полустертого клейма – в память о тех, кого уже нет; ведь должны же быть – эти зарубки, эти печати, кровь всегда просачивается и пачкает душу так, как пачкает одежду, – но в глазах его не было никого, кроме его самого. И никаких зарубок не было – сейчас я напоминала себе Фарика – он точно так же хотел содрать тайну с моего лица, хотел и не мог.