В тихом омуте
Шрифт:
Вороны на деревьях позади меня затеяли спор, но, если не считать их криков и изредка доносившегося блеяния овец, долина была тихой и безмятежной. Я считаю себя городской жительницей до мозга костей, но это место – при всей своей странности – никого не могло оставить равнодушным.
Инспектор Таунсенд собрал совещание в десятом часу. Участников было немного: пара полицейских, помогавших с опросом свидетелей, детектив-констебль Келли, лохматый эксперт-криминалист и я. Таунсенд с коронером заезжали узнать результаты вскрытия, и инспектор нам их кратко
Келли кратко сообщила результаты опроса свидетелей – правда, и рассказывать-то было особо нечего. Мы знаем, что в воскресенье вечером Нел ненадолго заходила в паб, откуда ушла около семи. Нам известно, что она находилась в Милл-Хаус по меньшей мере до половины одиннадцатого, когда Лина отправилась спать. После этого Нел никто не видел. Никто не сообщил, ссорилась ли она с кем-нибудь в последнее время, хотя все признавали, что ее недолюбливали. Местным не нравилось, что она, будучи здесь чужой, считала себя вправе копаться в истории города. И чем для нее все закончилось?
Лохматый эксперт изучил электронную переписку Нел – она завела специальный ящик, посвященный проекту, и просила направлять ей на него разные истории. Чаще всего туда приходили оскорбления.
– Правда, я бы не сказал, что их поступало больше, чем обычно получают другие женщины по Интернету, – добавил он, виновато пожимая плечами, как будто нес ответственность за каждого женоненавистника в Сети. – Мы, конечно, и дальше будем держать это под контролем, но…
А вот другие новости эксперта определенно представляли интерес. Для начала выяснилось, что Джулс Эбботт лгала: телефон Нел так и не нашли, но распечатка ее звонков показала, что хоть она и пользовалась мобильником не часто, но за последние три месяца звонила сестре одиннадцать раз. Большинство звонков длилось не больше минуты, иногда две или три, все были достаточно короткими, и Джулс на них отвечала.
Ему также удалось установить точное время смерти Нел. Камера, закрепленная на скале внизу, оказалась целой и кое-что зафиксировала. Ничего особенного или достаточно отчетливого, просто размытое движение в темноте, за которым последовал всплеск. Камера показала, что Нел летела вниз в 2.31 ночи.
Но самое интересное эксперт приберег напоследок.
– Нам удалось найти отпечаток пальца на сломанной камере, – сообщил он. – Он не принадлежит ни одному из тех, кто фигурирует в деле, но разве мы не можем попросить местных прийти на дактилоскопию, чтобы вычеркнуть их имена из общего списка?
Таунсенд медленно кивнул.
– Я знаю, что камеру ломали раньше, – продолжил лохматый эксперт, пожимая плечами, – поэтому вряд ли это даст хорошую зацепку, но…
– Но все равно. Посмотрим, что получится. Этим займетесь вы, – произнес Таунсенд, глядя на меня. – А я поговорю с Джулией Эбботт
Он тяжело вздохнул, и мы переглянулись. Этого следовало ожидать.
– Учитывая результаты посмертного вскрытия и отсутствие каких-либо вещественных доказательств того, что на обрыве произошла ссора, нам рекомендовано «не тратить силы и средства», – он жестом изобразил кавычки, – на расследование самоубийства или смерти от несчастного случая. Я знаю, что нам еще предстоит немало сделать, но мы должны работать быстро и эффективно. Времени на это у нас немного.
Нельзя сказать, чтобы это меня удивило. Я вспомнила наш разговор с инспектором в тот день, когда меня подключили к расследованию: скорее всего, она прыгнула вниз сама. Самоубийство – вот готовое объяснение, которое напрашивалось сразу, стоит только принять во внимание зловещую историю этого места.
Мне все это не нравилось. Не нравилось, что в течение пары месяцев две женщины, причем знакомые друг с другом, расстались с жизнью в воде. Их многое связывало: место, люди и Лина – лучшая подруга одной и дочь другой. Лина последней видела свою мать живой и утверждала, что это смерть не матери, а тайны, окружавшей ее. Будто она сама этого хотела. Странное утверждение из уст ребенка.
Я поделилась своими сомнениями с инспектором, когда мы вместе выходили из участка. Он смерил меня недовольным взглядом.
– Кто знает, что творится в голове у этой девчонки, – сказал он. – Она будет пытаться найти объяснение. Она…
Он не договорил. Навстречу нам двигалась, шаркая ногами и бормоча себе под нос, какая-то женщина, похожая на состарившуюся представительницу готов: черное пальто, несмотря на жару, в седых волосах пурпурные пряди, на ногтях черный лак.
– Привет, Никки, – поздоровался Шон.
Женщина взглянула на него, потом перевела взгляд из-под нависших бровей на меня.
– Хм, – произнесла она, судя по всему в знак приветствия. – Как успехи?
– Успехи в чем, Никки?
– В поисках того, кто это сделал! – заявила она, брызгая слюной. – Кто ее столкнул!
– Столкнул? – повторила я. – Вы говорите о Даниэле Эбботт? У вас есть информация, которая может быть нам полезна, миссис… э-э?
Смерив меня сердитым взглядом, она повернулась к Шону.
– А это еще что за птица? – поинтересовалась она, тыча пальцем в мою сторону.
– Это сержант уголовной полиции Морган, – терпеливо ответил он. – У тебя есть что нам рассказать, Никки? Про ту ночь?
Она снова фыркнула.
– Я ничего не видела, – проворчала она, – а если бы и видела, то такие, как вы, все равно не стали бы меня слушать, ведь правда? – Она двинулась дальше по залитой солнцем дороге, все так же шаркая ногами и ворча себе под нос.
– Что, по-вашему, она имела в виду? – спросила я инспектора. – Может, стоит допросить ее официально?
– Я бы не стал воспринимать Никки Сейдж всерьез, – сказал Шон, качая головой. – Ее словам вряд ли можно доверять.
– В самом деле?