В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
"Ну на нет и суда нет, не так ли?" - Усилием воли Баст подавил возникшее было раздражение и, встав с кровати, пошел на кухню. Последние четыре дня он жил на съемной квартире и, главное, один. Это воспринималось как настоящее - без дураков - достижение, поскольку Кейт жить отдельно от него не желала и, великолепно играя "блондинку", пропускала все "намеки", какими бы прозрачными они ни были, мимо ушей. То есть, не вступая в пререкания и, тем более, не признавая, что имеет место конфликт интересов, - делала то, что ей хотелось. А хотелось ей... Ну, если не пошлить, то знать наверняка, чего именно ей хотелось, невозможно. Очень неглупая женщина, и ничуть
Операция
– и Кисси вынуждена была "услышать" и согласиться. Война - это святое. Без шуток. И без всякой иронии, потому что при всем своем показном легкомыслии et cetera, У Ольги имелись весьма серьёзные
личные счёты
, как к Гитлеру, так и к Сталину. Не любила она их, обоих двух. Это если мягко выражаться, интеллигентно. А если грубо... Но пусть лучше будет, как есть, - не любила и намеревалась, что характерно, свести с ними счеты не "кухонно" по-интеллигентски, а на деле. Ну, а дел, как выяснилось, она могла и готова была наворотить изрядно. Врагу не пожелаешь.
"То есть, тьфу!
– мысленно сплюнул через плечо Баст.
– Врагу посочувствуешь, но как раз и пожелаешь!"
– А я, что буду делать?
– спросила Кисси во время очередного обсуждения операции.
– Ничего, мадам, - галантно склонил голову в полупоклоне Федорчук.
– Вы нам и так уже безмерно помогли. Что бы мы без вас накрутили - наизобретали? Даже и не знаю. А теперь наша очередь это "что-то" воплотить в жизнь.
– Да, да...
– с рассеянной улыбкой ответила Кейт и закурила очередную свою декадентскую сигаретку, заправленную в мундштук.
Виктор не преувеличивал, хотя и драматизировал несколько: для получения нужного психологического эффекта. В голове у Ольги сидело огромное множество фактов по истории 30-40-х годов, и всем этим богатством она щедро делилась с компаньонами, да и советы по ходу дела давала вполне толковые. Умная особа. И хитрая, но это - небесполезное в жизни - качество, скорее всего, принадлежало Кайзерине Кински. Тоже - та еще штучка. Не зря же рыжая! Разговор закончился, а через некоторое время - буквально через пару часов - она Виктору "ответила", да и Олегу со Степаном тоже. И как "ответила"! Лучше бы пощечину дала, что ли. А так просто "мордой по неструганым доскам", что называется - никак не меньше.
Шли по улице, направляясь в "один отличный ресторанчик", - как выразилась Кисси, - неподалеку, на предмет поужинать - жили-то все по-холостяцки, свободные как ветер. И вдруг баронессе загорелось зайти в тир, который совершенно случайно оказался как раз по пути. Ну если женщина хочет... тем более, почему бы и нет? Вполне себе молодецкая забава для трех не самых худших в Париже стрелков. Зашли и постреляли... Вот только в сравнении с дамой, стрелки-то оказались как бы и не "самые лучшие".
– Э...
– сказал Степа.
– Мда...- промычал Олег. А Витя ничего не сказал, но о чем-то подумал, и это отразилось в его глазах.
"Уела", - усмехнулся Ицкович, вспоминая вчерашний день по пути на кухню.
– "А ведь Кисси просто заманила нас... лиса..."
Будильник показывал без четверти четыре. Что называется - ни то, ни се, одно очевидно: пытаться заснуть еще раз - напрасный труд. Толку ноль, а нервы напрягает. Лучше уж недоспать, если что.
"Ладно, потом как-нибудь компенсирую, - решил он и, включив свет, скептически оглядел свои "запасы
– Если будет кому спать..."
Самое смешное, что подобные оговорки принадлежали, судя по всему, не еврею Ицковичу, а арийцу Шаунбургу. В его стиле шуточки. Черный юмор по-баварски, так сказать.
"А не нравится, не ешьте!"
Олег хмыкнул, сунул в рот оставшийся с вечера, но всё ещё сочный огрызок морковки и принялся варить кофе.
В ожидании поднимающейся пенки, он сделал еще пару глотков белого вина, оставшегося еще с позавчера, и закурил сигарету. Руки не дрожали, и сердце билось ровно, но совершенно спокойным он себя все-таки не чувствовал. И все-таки однозначно определить свое состояние, не мог ни Баст, ни Олег. Похоже, такого не случалось раньше ни с тем, ни с другим. Не страх и даже не опасения за исход операции. Тут все как раз наоборот. Ицкович настолько был уверен в успехе, что по-хорошему только из-за одной этой уверенности стоило бы запаниковать. Но нет. Был уверен - и не собирался рефлектировать. Тогда что?
Ответ никак не давался, хотя Олег успел перебрать, кажется, все возможные варианты еще до того, как вскипел кофе. Рассмотрены были моральные проблемы, связанные, как с фактом убийства исторической личности, так и, возможно, десятков ни в чем не повинных французских граждан. И политические последствия не остались без внимания. И даже запутавшиеся - нежданно-негаданно - как черт знает что, отношения с женщинами, вернее с одной, присутствующей в опасной близости от границ его внутреннего пространства, и другой - далекой, отсутствующей физически, но присутствующей фигурально.
"Возможно, - согласился с мелькнувшей вдруг мыслью Олег.
– Возможно..."
Возможно, все дело в том, что операцию по "наведению мостов" он придумал практически в одиночку, и... Ну, если верить, мемуаристам, такие операции проводятся не с кондачка, а готовятся долго и тщательно. А он... нафантазировал бог знает что, и послал зверю в зубы женщину, в которую влюблен.
"Влюблен?" - вопрос непростой и, несомненно, требующий изучения, но, разумеется, не сейчас. Потому что сейчас, он в Париже, а она... в Москве.
"Да что я пьян был что ли?!"
Олег налил кофе в чашку, отхлебнул горячую горькую жидкость прямо вместе с гущей, не дожидаясь пока осядет, и "взглянул" на проблему "объективно".
Честно говоря, было во всем этом немало странностей. И времени после "перехода" прошло, казалось бы, всего ничего, а ощущение, что всю жизнь в этом времени живет и в этой "шкуре" лямку тянет. Он даже начал как-то забывать, что является - и не только по образованию - дипломированным психологом. А между тем, тут было к чему приложить свои знания и умения. Вот только до этой ночи ему это и в голову не приходило. Он просто жил и "не тужил", даже тогда, когда занимался скучной и потому еще более утомительной рутиной. Последние три дня, например, Ицкович работал снабженцем при Вите Федорчуке, великом - без преувеличения - химике и подрывнике. Но и тогда, когда мотался по Парижу в поисках подходящего помещения или ингредиентов для адской машины, и тогда, когда сибаритствовал с сигарой в зубах, коньяком и женщинами - ну, да одной конкретной женщиной, но такой, что способна равноценно заменить добрую дюжину "женщин обыкновенных" - заниматься самокопанием, или по научному - интроспекцией, ему и в голову не приходило. А зря. Там, в глубинах сознания и подсознания творилось такое, что всем фрейдам и юнгам мира с друзьями их фроммами, такое и в страшном сне не приснится.