В третью стражу. Трилогия

Намор Александр

"Ну, что же ты застрял! Не торчи, как...! Входи!"

Но Фервак все стоит, как мишень на стрельбище, крутит башкой в шляпе с широкими полями, пускает из трубки клубы сизого неохотно тающего в прохладном воздухе дыма, а по улице проезжают автомобили. Немного, но достаточно, чтобы сжечь последние нервы у человека, отвечающего за создание периметра. Грузовик с какими-то бочками, коричневая "Бенова", черный "Мерседес-Бенц", "Делаэ"... Но "Делаэ" неожиданно - резкий визг тормозов - как вкопанный останавливается всего в нескольких домах от кафе и из него выходит какой-то неуклюжий паренек в топорщащихся - "Да, что же у него там поддето?!" - брезентовых штанах, куртке из толстого сукна и шерстяной

вязаной шапочке, скрывающей волосы и лоб. Почему Вул подумал, что это молодой парень? Почудилось что-то немужское в этом очкарике с брезентовым рюкзаком на плечах и футляром для какой-то большой трубы в руках.

"Не меньше метра..."

Парень помахал рукой шоферу и, перейдя улицу, скрылся с глаз, а "Делаэ" поехал дальше и вскоре свернул в переулок.

Вул вернулся взглядом к месту, где стоял Рур, но того на улице уже не было.

13.02.36 г. 11 ч. 05 мин.

Ольга пересекла улицу и, покачивая футляром - почти шесть кило, между прочим - вошла в подъезд дома, стоящего чуть наискосок от кафе. К сожалению, она не знала и не могла знать, что там за крыша у этого старого пятиэтажного дома, но по первому впечатлению высота и расположение здания гарантировали достаточно хороший обзор на небольшой дальности.

Войдя в фойе, она сразу же направилась к стеклянной выгородке, где при ее появлении ворохнулась тень.

– Madame, - тут же заговорила Ольга, стремительно приближаясь к консьержке, выглянувшей в свое оконце.
– Avez-vous une chambre a louer? A quel prix, s'il vousplaot? Ya-t-il de I'eau courante? Et du chauffage central? Oui? C'est chic. Merci bien, madame!

Она тараторила без перерыва, стараясь не дать вставить в свой бред хотя бы одно чужое слово. Консьержка - немолодая болезненного вида женщина - была совершенно ошеломлена, и единственное, что могла сделать, и делала, - это лупать маленькими глазками. А Ольга все говорила и говорила, одновременно делая то, что ей нужно. Она положила свой тяжелый футляр на деревянную полку под оконцем консьержки, сразу же достала из кармана носовой платок и фляжку, в такой обычно держат коньяк или водку. Отвинтив колпачок, щедро плеснула из фляги на платок и потребовала тоном, не предусматривающим отказа:

– Вот, Мадам! Понюхайте!

И консьержка купилась на этот детский трюк, выполненный, впрочем, весьма художественно. Она потянулась вперед - к платку, и все, что оставалось сделать Ольге, это, отставив флягу в сторону, прихватить женщину за затылок, а левой рукой прижать мокрый платок к ее лицу.

Раз, два, три... Ну что ж, Олег оказался прав: хлороформ действовал именно так, как и предполагалось - он усыплял.

13.02.36 г. 11 ч. 06 мин.

Честно говоря, Олег не любил импровизировать, хотя, как назло, делать это ему приходилось часто и получалось - чего уж там - совсем неплохо. Однако любить - не любил. И суеты со спешкой не терпел, предпочитая размеренную и упорядоченную жизнь и деятельность. И склонность эта к порядку, плану и неторопливому воплощению в жизнь поставленных перед собой целей - отнюдь не была благоприобретенной. Недаром же, даже в те времена, когда, судьба вкупе с молодой женой занесла в Питсбург, и общаясь с окружающими если не по-английски, то уж верно по-испански, случавшиеся время от времени "форс-мажоры" Ицкович называл исключительно по-русски: "срачкой-горячкой". И не только про себя, но и вслух к вящей радости Грейси: ей ужасно нравились - чисто "музыкально", "по напеву" - русские пословицы и поговорки.

Однако сегодня, по сути, и выбора не оставалось: или импровизируй или... или нет. Ну не знал никто, когда, где и как произойдет эта встреча. Про пятнадцатое

число помнили трое. Оля, Витя и сам Олег. Даже название гостиницы было известно - его откопала в своей бездонной памяти "кузина Кисси". А вот тринадцатое... Что встреча с Ферваком состоялась именно тринадцатого, написал в своих воспоминаниях сам Рене Рур. Он написал, а Ольга прочла и не забыла. Но в каком часу и где именно, этого знать было не дано - Фервак написал просто "в кафе", а значит, не оставалось иного выхода, кроме импровизации. Притом, они сделали все, чтобы "переложить" свою фугу в "хорошо темперированный клавир".

– Месье!

– Да?
– Олег поднял взгляд от полупустой чашки и посмотрел на высокого худого гарсона, шаркающей походкой идущего к столику.

– Телефон, месье, - и гарсон кивнул куда-то за свое плечо.

– Спасибо, - Олег выдохнул табачный дым и погасил окурок, ткнув в кобальтово-синюю стеклянную пепельницу.

Очень хотелось вскочить и опрометью броситься к телефону, висевшему на стене в закутке между крошечным гардеробом и дверью в коридор к туалетам. Но, разумеется, ничего подобного Олег не сделал. Встал, спокойно - даже несколько лениво - подошел к аппарату, прикурив по дороге очередную сигарету, взял трубку, оставленную гарсоном на специальном крючке, и послал в микрофон короткое "да".

– Rue Maitre Albert двадцать три, - даже, несмотря на помехи, обычные для здешних допотопных сетей, Ицкович узнал голос Виктора и сразу же успокоился. Мандраж прошел, голова очистилась, и чувства как будто обострились. Во всяком случае, Олегу показалось, что краски стали ярче, воздух прозрачней, а звуки и запахи достигли той степени насыщенности, когда еще чуть - и начнет тошнить.

– Понял, - подтвердил он прием.

– Rue Maitre Albert двадцать три, - повторил Федорчук.

– Скоро будем, - сказал Олег, уже прокручивая в уме наиболее короткий маршрут.
– Отбой, - и положил трубку.

"Ну вот и все. Теперь начать и... кончить", - бросил на столик деньги и ровным, но быстрым шагом вышел из кафе.

13.02.36 г. 11 ч. 08 мин.

– Скоро будем... Отбой.

Виктор услышал в трубке гудки и вернул ее на место.

– Благодарю вас, - кивнул он хозяину чайной, куда заглянул в поисках телефона.

– Чашку чая?
– предложил розовощекий старичок.

"А пуркуа бы и не па?
– пожал мысленно плечами Федорчук.
– Времени все равно вагон и маленькая тележка..."

– У вас есть красный юннаньский чай?

– Разумеется, месье!
– всплеснул руками хозяин.
– Недавно привезён, чудный крупный лист... Пирожное? Шоколад?

– Какой шоколад у вас есть?
– Виктор сел за столик и достал сигареты.

– Бельгийский, месье, - с гордостью сообщил толстячок.

– Ну что ж, - Виктор вытряхнул из пачки сигарету, прикурил от чадящей зажигалки - "Хреновый бензин", - и снова посмотрел на хозяина заведения.
– Красный чай и два трюфеля.

13.02.36 г. 11 ч. 15 мин.

Когда с салатом было покончено, Борис Саулович заказал еще порцию, а также cervelas - большую толстую сосиску, разрезанную вдоль на две части и политую особым горчичным соусом. Пива оставалось еще много, а маршал задерживался. Но это была не его, Вула, забота. Личную охрану Тухачевского осуществляли совсем другие люди.

Пока суд да дело, он продолжил изучать улицу за окном. Вообще-то Борис Саулович предпочел бы сейчас закурить свою трубку или, на худой конец, папиросу, но не желая выделяться - достал сигарету. Достаточно уже было и того, что его французский оставлял желать лучшего. Впрочем, акцентом и ошибками в грамматике в Париже никого не удивишь.