В третью стражу. Трилогия

Намор Александр

Взгляды встретились, и ... как она оказалась за его столиком? Вот вроде бы только что вошла и остановилась - что называется, на пороге - наслаждаясь теплом и запахами, оценивая обстановку, и вот: сидит уже рядом с ним, и в одной руке у нее зажженная сигарета, а в другой - пустая рюмка из-под коньяка.

– Здравствуйте, фройлен Буссе, - легкая улыбка скользит по четко очерченным губам.
– Как добрались? Надеюсь, вы в порядке?

– Я... Да...
– кивает она и возвращает рюмку на стол.
– А?..

– Благодарю вас, - серьезно отвечает Баст фон Шаунбург и наливает ей еще.
– У меня все благополучно.

–

Жена, дети?
– острит Жаннет на автомате и вдруг спохватывается: "Черт! Что я несу?!" Но сказанного не воротишь.
– Прости...те.

– Все в порядке, - делает отстраняющее движение он.
– Вы верно голодны? Я взял на себя смелость заказать нам обоим айнтопф из говядины, по-бельгийски... его здесь удивительно хорошо готовят... с пивом.

– О, это замечательно!
– через силу улыбается она, не в силах отвести взгляд от его глаз.

"Да, что это со мной?! Что?"

– А вот и наш суп!

Но, кроме торжественного появления супа, в это же время произошло и еще кое-что, - что, скорее всего, куда важнее, "простых радостей желудка". Официант с подносом, уставленным тарелками, еще только показался в дверях кухни, когда открылась входная дверь, и на пороге появился высокий молодой мужчина в пальто с меховым воротником - бородка, дымчатые очки... "Где я его?.." - коротко кивнул Басту и снова скрылся на улице.

– Ну вот, - улыбается фон Шаунбург, и сквозь чужое, пусть и чертовски привлекательное лицо, проступают знакомые по Москве черты Олега. И пусть это всего лишь плод ее воображения, но такой... такой Баст нравится ей куда больше.

– Ну вот, - улыбается Олег.
– Хвост твой мы благополучно потеряли и можем, соответственно, спокойно поговорить. Но сначала еще по рюмочке и за суп! И делу время, и потехе час.

***

Было уже далеко заполночь, когда на такси подъехали к гостинице "Мозамбик". Причем здесь именно эта африканская колония, да еще и не бельгийская, как объяснил Олег, а португальская, - понять было невозможно. Но, с другой стороны, хозяин - барин: отель, мимо которого они проехали пятью минутами ранее, вообще назывался "Bloom". То ли "расцвет" по-английски - но почему тогда по-английски, не говоря уже о смысле?
– то ли просто Блюм. Вполне приличная, надо сказать, еврейская фамилия... Но тогда и "Мозамбик" может быть, pourquoi бы и нет?

Однако продолжить забивать голову глупостями Тане не дали. Олег не дал. То есть, разумеется, herr фон Шаунбург, dИgueulasse немецко-фашистский!

– В каком он номере?
– холодно спросил Баст, когда они оказались в фойе.

– В тридцать седьмом...
– она все делала так, как приказал ей сделать Штейнбрюк, возможность "отрыва" тоже рассматривалась. То, что Шаунбург подстраховался и не пошел на встречу сразу, а предварительно поговорил с ней tЙte Ю tЙte, выясняя обстоятельства, говорило только в его пользу. Серьезный человек, с которым можно вести дела.

– Тридцать седьмой, я вас правильно понял?
– и взгляд холодных, ставших сейчас почти стальными глаз.

"Тридцать се... ох! Его же в тридцать седьмом, кажется... Совпадение?!"

– Да.

– Великолепно! Fine a l'eau!
– бросил он коротко портье.

– Куда прикажете?
– ничуть не удивившись, спросил портье.

– В тридцать седьмой номер, - ответ фон Шаунбурга прозвучал уже от лестницы.

–

Изволите, что-нибудь еще?

– Да, пожалуй, - не оглядываясь, ответил Баст.
– Две большие чашки cafe au lait...

"Alboche...
– раздраженно подумала Жаннет, сразу оценившая жест Шаунбурга.
– Что с колбасника взять? Si sabrer... галантен до ужаса, а по большому счету, ну кто я такая, чтобы для меня кофе заказывать?"

– Представите меня своему der Chef и идите... отдыхать, - сказал фон Шаунбург, словно подслушав ее мысли.

"Что и требовалось доказать..."

Первый этаж, второй... Немец шел, как заведенный. Казалось, случись оказия, он так и до неба будет шагать.

Третий этаж. Коридор. Потертая ковровая дорожка гасит звуки шагов. "N 37".

– Здесь.

– Я вижу, - кивнул Шаунбург и отошел чуть в сторону.
– Прошу вас, фройлен.

Жаннет постучала, услышала голос Штейнбрюка - "Войдите!" - и толкнула дверь.

– Густав, - сказала она, переступив порог.
– Я рада, что ты не спишь. Это Карл, - указала она на вошедшего вслед за ней Себастиана.
– Думаю, вам есть о чем поговорить. А, я, пожалуй, пойду спать...

– Да, милая, - улыбнулся товарищ корпусной комиссар, как если бы приходился Жаннет добрым дядюшкой, а не всесильным начальником.
– Отдыхай, а мы пока с господином ...

– Ригг, - чуть склонил голову Баст.
– Карл Ригг, к вашим услугам.

– Густав Мейнерт, - протянул руку Штейнбрюк.

"Цирк... Шапито".

***

Разумеется, Штейнбрюк понимал, с кем имеет дело. Знал, ждал... чего угодно - почти всего... от опасного и в меру таинственного человека по имени Себастиан Шаунбург, но реальность превзошла ожидания. И этот гребаный der germanische Mann сумел удивить Штейнбрюка - жизнью битого, наждаком тертого и огнем пытанного разведчика-коммуниста. Семь человек "наружки", много это или мало? Вечером, в непогоду, на полупустых улицах чужого города - когда любой человек торчит, как мишень в тире - этого должно было хватить за глаза, но не хватило: фашист увел das kleine Luder, как вор бумажник. Ловкость рук, господа-товарищи, ловкость рук... и никакого мошенничества. Быстро, красиво, на глазах у обалдевшей от такой наглости публики.

"Твою мать!" - выругался по-русски Отто Оттович и закурил очередную папиросу, но табак не помогал. Во рту было горько и сухо, а на дворе сырая холодная ночь, и совершенно непонятно, как ко всему этому относиться. То ли пора уже бить тревогу, то ли обождать до утра - авось, обойдется, как говорят русские Genossen...

В дверь стукнули. Коротко, нервно, поспешно - явно на бегу... Тревога? Вероятно, да, но такая, мать ее, тревога, когда поздно уже что-либо предпринимать. Бежать? А зачем, собственно? В кармане пиджака у Штейнбрюка лежали "подлинные" документы на имя Дмитрия Вольдемаровича Паля - русского немца, профессора московского университета, находящегося в Бельгии на вполне законных основаниях. Да, и в любом случае, не успел бы. В дверь постучали - он только и успел, что вернуться к столу, стоящему в глубине просторного номера, и сесть на стул. Даже папиросу новую - взамен измочаленной в зубах - закурил. Достал из портсигара, зажег спичку, прикурил, задул огонь... и в этот момент снова постучали в дверь номера. Стук, однако, был совсем другой: тихий, вежливый, как бы извиняющийся.