В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
– К чему такая спешка? Насколько я понимаю обстановку в Австрии, несколько часов, а то и дней, ничего уже там не решат. По крайней мере, если исходить из анализа австрийской прессы последних дней. Дольфус неплохой механик, и если он решил закрутить все клапана на своём паровом котле...
– Почти успешно, - кивнул сэр Энтони, пыхнув сигарным дымом.
– Но его противники бросают в топку уголь, лопату за лопатой... Вы можете, Майкл, рассчитать, какой бросок станет решающим, то есть, роковым? Вы знаете, когда разорвет котел? Я не знаю и боюсь, никто здесь, в Лондоне, не представляет всех возможных последствий
– А также под нашим контролем, если я вас правильно понял, сэр.
– Майкл не знал, когда именно рванет в Вене, и рванет ли вообще, но угадывал ход мысли собеседника.
– И мне в этом процессе отводится роль одного из тех, кто следит за манометром, - глаза молодого человека азартно блеснули, изменилась и поза: легкий наклон корпуса выдавал нешуточное волнение. Он "до самых жабр" заглотил наживку, подброшенную его непосредственным начальником - одним из руководителей MI6. Что ж, наблюдать за манометром не самый тяжелый труд, если машина, разумеется, управляема. Стать же в ней одним из тех, клапанов, которые сорвет давлением, совсем другое дело....
Вена, партийный штаб СДПА
, 11 февраля 1934 года
"
Есть люди, для которых Великая война ещё не закончилась. Только теперь, вместо ненавистных лягушатников и иванов,
врагом стал сосед по двору многоквартирного дома, коллега по работе, вчерашний боевой товарищ. Мир снова поделился на "своих" и "чужих", на этот раз по партийному признаку
..."
Карандаш Гринвуда мелькал по страницам репортёрского блокнота, оставляя плотные ряды стенографических значков. Положение обязывало. Иностранный журналист, не делающий фотографий и записей - подозрителен.
"...
Тем не менее, даже нейтральная удалённость от "чужих" не служит гарантией безопасности. Здесь подозревают всех и все. Тягостная атмосфера ежечасного ожидания провокаций со стороны правительства или боевиков хеймвера настолько измотала тех, кто считает себя руководителями австрийской социал-демократии, что достаточно одного неосторожного жеста, неудачно брошенного слова... и вот уже за спиной несчастного стоят дюжие пролетарии в форме "Стрелкового Союза", ждущие только команды "фас", будто псы на сворке. Не спасёт даже иностранный паспорт. Разве что советским
t
ovarischam
здесь вольготнее, чем всем остальным. За ними приглядывают только вполглаза..."
"И в такой мутной воде мне приходится ловить свою рыбу..."
Рыбу... События мелькают столь стремительно, что любая попытка связи со "своими" для доклада неизбежно запаздывает. Не отсылать же телеграммы каждые два-три часа? Тем более что телеграф неблизко.
"Телеграф? Кто сказал: телеграф?" - внимание Майкла мгновенно переключилось на невысокого лысоватого мужчину с роскошными усами, что-то втолковывающего
– Запомни: "вопрос о состоянии дяди Отто и тети будет решен только завтра. Врачи настоятельно рекомендуют подождать и ранее ничего не предпринимать. Состояние тети практически безнадежно. Поэтому переношу операцию на понедельник, после завершения консилиума врачей", - усатый терпеливо повторил эти фразы несколько раз, до тех пор, пока мальчишка не начал говорить синхронно с ним, воспроизводя всё, вплоть до интонаций. На Гринвуда они внимания не обращали: какой-то британец, который толком и венского-то не знает, сидит в уголке на колченогом табурете и знай себе строчит с отрешённым видом что-то в блокноте.
– Запомнил, Микки? Кто адресат не забыл?
– усатый отвесил подростку незлую затрещину, видно - для закрепления информации. Мальчишка не обиделся, только сверкнул глазами из-под замызганной кепки
– Конечно, помню, обижаете, дядя Август! Товарищу Рихарду в Линц. Отель "Шиф", - подросток шмыгнул носом и утерся рукавом пиджака, столь же засаленного, что и кепка.
"Дьявольщина!
– Гринвуд еле сдержался, чтобы не вскочить с места сразу же, как только "дядя Август" и Микки разошлись в разные стороны.
– Телеграмма самому Бернашеку! Неужели социалисты решили спустить конфликт с властью на тормозах? Вот так новость... Теперь - только бы добраться до телефона!"
Решение пришло в тот момент, когда Майкл шел по коридору "штаба", мимо одной из комнат где, как он был твёрдо уверен, есть городской телефон. Вернувшись в ближайший аппендикс, ведущий к уборным, Гринвуд достал из кармана носовой платок, свернул жгутом и поджёг, бросив в стоящую на полу мусорную корзину, доверху наполненную какими-то объедками, комками газетных обрывков и окурками. Пламя разгоралось неохотно, и это главное - мусор больше дымил, чем горел, притом изрядно воняя, что полностью совпадало с замыслом баронета.
– Die Genossen! Der Brand!
– закричал он по-немецки, подбегая к комнате с телефоном.
– Там! Горит! Скорее!
По коридору уже полз сизо-серый дым и удушливый запах горящих тряпок, промасленной бумаги и какой-то изрядно вонючей химии.
Из комнаты тут же выбежали трое - все кто был, на вид - рабочие. Как показалось Майклу, один из них под кожаной курткой припрятал пистолет. Именно этот, прихватив со стола графин с водой, выскочил последним, и даже дверь машинально закрыл, оставляя Гринвуда наедине с телефоном.
Пятизначный номер, извлечённый из памяти, дребезжание наборного диска и приторно-медовый голос в трубке: "Экспортно-импортные услуги Мензиса, слушаю вас, сэр!"
– Лонгфилд. "Дейли мэйл". Срочно.
– Диктуйте, - манера речи изменилась сразу же. Вместо слащавости появились сухие, деловые нотки человека готового к исполнению распоряжений.
– Записывайте...
– Майкл передавал обстоятельства отправки телеграммы короткими, рублеными фразами.
– Содержание послания...
– время поджимало, в любой момент могли вернуться "обитатели" комнаты. Гринвуд продиктовал текст по-немецки, чтобы исключить разночтения в значимых нюансах при возможном переводе.